Поэтому, когда мы приехали на чемпионат мира 1986 года в Женеву — наш первый чемпионат такого класса, — настроение у нас было совсем не такое легкомысленное, как перед европейским первенством. Нам предстояло сделать очень трудную работу. Я чувствовала себя уставшей и нервничала, как никогда раньше. Во время соревнований меня преследовала только одна мысль: я хочу домой, к маме. Я ужасно по ней скучала.
Перед произвольной программой Жук попросил Сергея сходить со мной погулять, и мы отправились на Женевское озеро кормить лебедей. Сергей спросил меня, волнуюсь ли я, и я ответила, что волнуюсь ужасно. И он сказал: «Да, я тоже». Только внешне он выглядел совершенно спокойным. Он всегда казался спокойным, и, глядя на него, я тоже начинала чувствовать себя увереннее. Мы мало разговаривали и не прикасались друг к другу. Нас по-прежнему разделял барьер — возраст.
Мы снова очень чисто откатали программу, а Валова и Васильев допустили несколько ошибок; мы их обыграли. Приехав в первый раз на чемпионат мира, мы сразу завоевали золотые медали. Я не могла в это поверить. Мне даже не нравилась программа, которую Жук для нас придумал, — никакой определенной темы, никакой хореографии и никакого смысла в движениях. Музыка — не классика и не джаз, что-то ресторанное, только в самом конце возникали забавные, какие-то детские звуки, похожие на шум проходящего поезда. То, что Жук заставлял нас делать руками, не имело ни малейшего отношения к тому, что выполняли наши тела. Мы просто переходили от одного элемента к другому, ничего не чувствуя, думая только о том, чтобы не делать ошибок. Как ни странно это звучит, я была разочарована. Первое выступление на чемпионате мира — и победа. Когда мы стояли на пьедестале почета, я подумала: Почему мне дали медаль? Это же чемпионат мира, его смотрят по телевизору миллионы людей». Я не мечтала о том, чтобы стать чемпионкой мира или Олимпийских игр, совершенно неожиданно поднялась на высшую ступеньку пьедестала почета, почему-то мне это казалось неправильным.
Я вернулась в гостиницу, села на кровать и расплакалась. Слишком просто все получилось. Никакого удовлетворения.
Я плакала, а Аня Кондрашова посмотрела на меня и сказала:
— Ты что, спятила? Ты каталась здорово!
Но я не чувствовала себя счастливой.
На следующий день Сергей отправился к фонтану на берегу Женевского озера и написал на нем свое имя. А рассказал мне об этом много лет спустя, и то немного подтрунивая:
