Единственное, что видел прапорщик Пенчо, — это черный кол посредине пруда. Бесстрашно вступил в неверный круг, подошел к колу.
Офицеры с гиканьем и смехом валили строителя на сани.
— Я сам! — кричал тот. — Я храбрый человек! Я сам! Он уже лежал на санях, а подполковник Прилуцкий, стоя на пруду, закидывал его снежками.
— Покружишься, пся крев!
И вдруг подполковник Прилуцкий шлепнулся затылком о лед. Что-то тяжко подбило ему ноги. Не понимая, он привстал, опираясь ладонью правой руки о лед, а левой зажимая рану на темени. И тут снова по всему боку — от поясницы до шеи — тяжко хлестнуло бревно и, подкинув, швырнуло тело офицера о лед, под новый удар все быстрее заворачивающего по кругу бревна.
Плясало по льду, подскакивая и мотаясь, тело подполковника Прилуцкого. А прапорщик Пенчо стоял посредине пруда и крутил колесо.
— Крутись, чертово колесо! Круши черепа! Мели кости! Рви мясо! Полосами сдирай кожу! К черту!
Строитель летал по кругу без дыхания, без мысли, костенеющими пальцами уцепившись за сани, прильнув к саням, но на четвертом круге не выдержал: сорвался с саней, взлетел, кувыркаясь, на воздух и только раз успел взвизгнуть. Визг этот далеко слышен был по деревне и в солдатских землянках. И, взвизгнув, строитель шлепнулся с размаху лбом о дерево и прошиб лоб до затылка.
1922
I
У полковника Будаковича на эфесе георгиевская лента и на левую щеку лег черно-желтый, как георгиевская лента, шрам. Это — на щеке — от первой раны. Вторично ранен был полковник Будакович на Нареве. Он видел, как у ноги его вырастала горка песку, выбрасываемого врывшимся в землю снарядом. Потом земля крутой горой встала перед ним, небо опрокинулось и песок с травой заскрипел между зубами.
Полковника сволокли на перевязочный пункт. Он дрожал на земле, а курица, взмахнув короткими крыльями, вскочила на живот и медленно ступала к лицу.
Заплакал полковник от обиды и жалости и потерял сознание.
Очнувшись в госпитале, сказал:
— Русская армия гибнет. Снарядов нет. Воинский дух падает. Война курицей обернулась. А и то: не уехать ли в тыл? Я и право на то имею: дважды ранен.
И, не долечив раны, возвратился в полк.
Давно это было. Тогда тяжкое дыхание артиллерии широко ударяло в согнутые спины солдат Синее пламя, очертив круг по горизонту, клонилось над халупами. Раскалившиеся патроны, забытые в халупах, посылали пули, которые пели и жалили, как пчелы. Из горящих ульев вылетали пчелы, которые пели и жалили, как пули. Желтый дым карабкался над копнами уже собранной ржи. Белым огнем горели оскаленные зубы коней, выносящих из темноты стремительного разведчика или тяжелого артиллериста. Луч прожектора тяжко ложился на песчаные поля. Лучом и пулей бил неприятель в спину русского солдата. А яростная польская ночь дергала с августовского неба звезду за звездой и ярче раздувала земной огонь.
