Сыщик Бреннер [2 книги] | страница 7



— Верю! — буркнул я, старательно выводя готические буквы чертова дойчева алфавита.

— Постарайтесь уж, — вполголоса добавил барон-капитан, наблюдая за тем, что я пишу, — не подвести меня…

Я только кивнул, понимая, что Мартынов убежден в том, что маниака убил я. И все его чувства и двадцатилетний опыт службы в полиции приказывали ему сунуть меня в камеру и держать там взаперти. Но он еще помнил, как во время войны мы выбрасывались с десантом из дирижаблей, в запечатанных намертво капсулах прямиком в гущу сражения, не зная, что ждет нас там: мгновенная гибель или вечная слава. Нам повезло, мы выжили. Однако боевое братство так просто не стиралось из памяти.

Поэтому я дописал свое чистосердечное признание, в коем поведал, что именно от моей руки погиб убийца, и барон-капитан отпустил меня на все четыре стороны под честное слово бывшего десант-риттера кайзер-императорской армии. Хотя, как известно, бывших военных не бывает. Все мы до сих пор мысленно где-то там, на полях былых сражений…

— Прошу не информировать никого из заинтересованных лиц о факте умерщвления Уорфилда. Это понятно?

Я кивнул, но с небольшим сомнением во взгляде. Понятно мне было все — дальше некуда. Вот только моя нанимательница — графиня С. (полное имя ее я не вправе разглашать — профессиональная этика) должна точно знать, что с этим гадом покончено навсегда.

Снимки ее пропавшего сына я обнаружил почти сразу, роясь в вещах дагеротиписта. Бедная графиня, теперь ей больше не на что надеяться. То, что сотворил с несчастным ребенком Жорик (или же существо, обитавшее в нем), было превыше человеческого понимания. Меня однажды спросили: есть ли что-то в твоей работе, что до сих пор вызывает рвотные позывы? Да, эти снимки несчастного мальчика вызывали у меня рвоту раз за разом, пока я совершенно не обессилел. В тот-то момент, кстати, и подловил меня Жорик, чуть не отправив к праотцам.

— Можете сделать неофициальное заявление в узком кругу, — правильно понял мои размышления Мартынов. — Но не больше! И если этот ваш репортер хоть слово напишет в своей жалкой газетенке — посажу и вас, и его!

Я вновь кивнул, теперь уже без капли неуверенности. Мне невероятно повезло, что это дело держал под личным контролем именно барон-капитан. Окажись на его месте кто-то другой, и я вряд ли отделался бы столь абстрактным отсроченным наказанием. Как минимум — сидеть бы мне за решеткой в ожидании справедливого решения суда. А тут — свобода, пусть условная и весьма ограниченная, но все же… А репортер, о котором он говорил, — мой давний друг и товарищ Грэг Рат, служивший в «Городских новостях» — ежедневном информационном листке, пользовавшемся изрядным спросом у населения.