— Ээм… нет, я не это имел в виду.
Молчим.
— Дим, нам нужно уехать из города. На время.
— Ну и куда мы поедем, — усталый выдох.
— Можно нагрянуть к моему дяде, в Кемерово. Думаю, он не будет против, тебя он тоже знает. Но лучше уехать куда-нибудь дальше от, хм, цивилизации, в деревню. У тебя ведь от бабки остался дом? Ты мне рассказывал. Тебе, опять же, тренироваться надо, — привёл я за руку хиленький аргумент, — Шанс, что тренировки кто-нибудь заметит, там будет намного меньше.
— ЧТО мы будем делать в деревне? — неохотно сдавал позиции друг, — Прятаться от властей — это я понял, ммать. Делать. Что? Институт бросим? Деньги у нас на ПЕРВОЕ время есть — а на второе? Участковые в деревнях не водятся, ты ТАК думаешь?
— Водятся. Участковые везде водятся. Но там он будет один, а нас двое… — пауза, — Нн-да, что-то я не в ту сторону пошёл.
— Во-во.
Долгое молчим.
— Ладно, **й с ним, решим завтра. Доброй ночи.
— Доброй.
Я чувствую, что опция “сдаться” властям, официально зарегистрироваться в качестве “меченного”, — она грозит мне… нет, НАМ с Димкой большими неприятностями. Я снова и снова проживал в памяти тот день, когда, во время сплава по Китою, мы чудом остановили плот вовремя. По моему настоятельному, истерическому требованию мы с ушастым причалили, сошли на берег; а могли бы, прямо на сделанном самостоятельно плоту прыгнуть в 10-метровый водопад, на торчащие из потока камни.
Моё нынешнее предчувствие не
острое, оно ноющее, словно
годами не леченый кариозный зуб. Оно меня тревожит.
Да кому я вру — я не мог заснуть, ТАК мне хотелось что-то предпринять, да хоть бы даже и убежать; спрятаться, словно маленький, трусливый бурундук, в свою маленькую, безопасную норку, подальше от людей, правил, обстоятельств.
Пусть пятки сверкают, но нас не догонят, небо уронит, свет на ладони.
Та-ту.
Ночь, темно, друг трясёт меня за плечо.
— Что случилось? — мой встревоженный, сонный голос.
— Маринка мне эсэмэску прислала.
— Причём тут я?
— Она пишет, что меня бросает, мол, узнала о Натахе, все дела. О том, что я с ней, ну…
— Соболезную, — перебил я Диму, — Искренне верю в твою способность справиться с внезапно накатившим горем, а-ыыы-гх, — Доброй ночи.
— Она сообщила о моей татуировке в полицию.
— Что?? — я вскочил с кровати. Мысли в голове мечутся, разорвать путы сна пытаясь. Ничего непоправимого не произошло ведь? Пока. Да, теперь власти знают в лицо ещё одного волновика, урождённого Дмитрия Михайловича Терентьева. А через него выйдут и на меня.
