(выделено нами. — АХ) лимфоцитов, несущих различные антитела, причем у каждого есть свой индивидуальный распознающий участок… Лимфоциты, связавшие антиген, получают пусковой сигнал и дифференцируются в плазматические клетки, продуцирующие антитела»[110]. Или другие примеры: «вероятность вторичного иммунного ответа основана… на присутствии в организме долгоживущих клеток памяти»; «феномен образования „шапочки“ на поверхности клеток»; «„гладкие“ и „ворсистые“ клетки»; «лимфоцитарное опустошение»; «программирование лизиса»; «армированные макрофаги» и т. п. Значит, говорить о сложном наглядно — возможно.
* * *
Итак, необходимо предоставить ребенку возможность участия в лечении собственного недуга. Это достижимо в том случае, если происходящее в теле будет осмыслено, переработано им в доступной ему форме. Давайте рассмотрим более подробно, как это может происходить.
В приведенной цитате Александр Потебня пишет об отсутствии движения мысли. Почему у ребенка в больнице его нет? Да потому, что его мысли некуда двигаться. Для полноценной жизни нужно пространство, объем, наполненный воздухом, возможностью движения. Для движения мысли тоже нужен объем, только смысловой. В случае медицинского понимания болезни только как нарушения в телесной сфере этот объем уменьшается, уплощается до пространства физиологического. Но как в нем жить человеческому существу, наделенному разумом, волей и свободой?
Если пространство смысла сжимается, происходит обеднение душевной жизни. В нем человек не может проявить себя во всей полноте. Нарушается процесс развития личности. Тем более у ребенка.
Чтобы появилась возможность большей его самостоятельности, надо расширить смысловое пространство вокруг понятия «болезнь», дать простор движению его мысли, создав тем самым зону дальнейшего развития.
Помогает в этом то самое восстановленное общение, о котором мы говорили в начале главы. На помощь приходит другой (взрослый) человек как связующее, опосредствующее звено между ребенком и реальностью. Этот взрослый приносит с собой возможность увидеть реальность тела по-иному и даже подружиться с ней. Потому что этот «иной» взгляд на самом деле естественен для ребенка, близок ему. Взрослый лишь дает добро на его использование.
Предварим еще один вопрос: надо ли говорить с ребенком о болезни, если он и без того от нее страдает? Не лучше ли отвлекать и развлекать его, компенсируя нехватку положительных эмоций? Такое противопоставление поведет нас по ложному пути.
