Я похлопал ее по руке без особого сочувствия. Я был слишком ошеломлен, чтобы испытывать что-либо, кроме благоговения и инстинктивного страха.
— Мы можем о себе позаботиться, — сказал я с плохо наигранной уверенностью. Мой голос звучал сдавленно и напряженно. — Бояться нечего — пока что.
— Бояться! Кто говорит о боязни? — яростно выпалил Роджер. — Да ведь мы совершили величайшее открытие в истории геологии! Мы исследуем это озеро, найдем выход из пещеры и подарим миру величайшую страну научных чудес, когда-либо открывавшуюся человечеству! Кстати, касательно геологических эпох…
Пылкая речь Роджера была внезапно прервана звуком, донесшимся из джунглей внизу и заставившим нас замолчать: как будто ледяные руки внезапно зажали нам рты. Это были голоса безымянных существ, за которыми мы следовали от самого Гамлет-холла. Здесь, в родной твердыне, в их голосах слышалась угроза, которую мы раньше не замечали. Их детский лепет становился все громче и громче и снова переходил в раскаты дикого, безудержного смеха. Теперь мы уже не могли сомневаться, что в этом хохоте звучал издевательский вызов. Должно быть, где-то в густых зарослях у подножия обрыва прятались десятки тварей.
Когда шум затих и существа, как нам показалось, разбежались, я повернулся к Роджеру.
— Вот более красноречивый ответ, чем все, что я могу сказать, — произнес я. — Если мы сумеем вынести на поверхность доказательство существования погребенного мира, это будет таким же чудом, как и сам этот мир.
Роджер даже не пытался протестовать против моих пессимистических выводов.
После открытия подземного моря мы испытывали лишь непреодолимую усталость и голод. Напряженное ожидание, в котором мы пребывали с момента обвала под Гамлет-холлом, казалось, разрядилось внезапной вспышкой, оставив нас настолько измотанными, что мы были не в силах раздумывать о чудесах этой затерянной страны. Сбросив рюкзаки и отложив альпенштоки, мы опустились на камни, уверенные, что на плато нам будет куда безопаснее, чем где-нибудь в зловещих джунглях, простиравшихся внизу до самой кромки залива.
Когда мы немного пришли в себя и распределили еду, было уже почти два, и Уилла напомнила, что путь к подземному морю занял свыше четырех часов. Мы находились по меньшей мере в десяти милях от любого известного входа в Пещеру команчей и, если память нам не изменяла, почти три дня не видели солнечного света. Мне казалось, что прошли годы, а не дни: восприятие времени под землей было искажено, а реальный мир виделся туманным и похожим на сон.
