Марта смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, кошмарная новость парализовала её волю. Она в сопровождении Селести покинула кабинет, столкнувшись в приёмной с бушевавшей Анжелой.
— Мой Торговый центр хотят взорвать, а эти так называемые руководители, — она смерила Селести презрительным взглядом, — неизвестно чем тут занимаются!
Селести попыталась остановить её, боясь, что возникнет паника, но её слова подействовали на Анжелу как красная тряпка на быка, не остановило её и присутствие Марты.
— Если вы так боитесь паники, посадите, наконец, за решётку этого уголовника, монстра, этого да Силву... Пока он на свободе, нам всегда будет угрожать опасность...
Марта автоматически, на деревянных ногах, вышла из приёмной, спустилась на лифте вниз, и только усевшись в машину, пришла в себя. Она растёрла окоченевшие руки, включила зажигание и через полчаса входила в квартиру своей приёмной сестры.
Клара слушала её, теребя в руках распашонку сынишки. Чем дольше говорила Марта о серьёзности обвинений против Клементину, тем больше ей становилось жаль Клару. Но улика против Клементину казалась ей неопровержимой. И её долг подготовить Клару к самому худшему. Но, к немалому удивлению Марты, Клара не собиралась паниковать, сдаваться. Она спокойно дослушала Марту.
— О каких уликах ты говоришь, Марта? Я живу с ним бок о бок, вижу его каждый день, и для меня очевидно только одно: Жозе любит меня! И сына нашего любит! — Клара развернула перед Мартой распашонку. — Сейчас его интересует только Зека, его сын. А ваш Торговый центр... Да мы в нём после открытия ни разу не были...
— К сожалению, полиция может найти другие факты... Я не хочу тебя пугать, но, мне кажется, тебе лучше знать всю правду, все факты. А факты порой красноречивее чувств. — Марта встала и взволнованно заходила по комнате. — Пойми, наконец: найдена взрывчатка, найдена в том самом месте, которое было указано на плане Клементину. По этому плану произошёл первый взрыв. Что подумал бы любой, окажись он на моём месте?
Клементину замер на пороге комнаты и, не замеченный ни женой, ни Мартой, слушал последнюю.
Он снова чувствовал себя запертым в тесную, сырую камеру с холодными бетонными стенами, где в кромешной тьме с визгом носилось острое бритвенное лезвие. Его не покидало ощущение, что с каждым днём ему всё труднее и труднее увёртываться от адской бритвы, что лезвие всё ближе и ближе подбирается к его горлу. Новой жизнью, семьёй, новорождённым сыном он кричал, взывая о пощаде, но все отворачивались, словно не слышали его. Он карабкался наверх, пытаясь выбраться в крошечное окошко, которое распахнули для него Клара, Шерли и Зекинью, но его упорно возвращали обратно в эту страшную комнату. Клементину догадывался, чья злая воля преграждала ему путь наверх, чья сила пыталась перерезать ему горло. Но у него не было доказательств. Всё ещё не было!
