Он вернулся домой к Аженору и потребовал, чтобы они немедленно занялись взрывчаткой. Аженор не возражал. Они пошли в его комнату, взялись за ящик и... Он показался им необыкновенно легким. Когда они открыли его, то он оказался пустым. Клементину побелел. До того это было серьезно и неожиданно! Вот теперь взрыв стал реальностью. Грозной и опасной реальностью.
— Нужно непременно предупредить Сезара. — растерянно проговорил Клементину. — Я попрошу об этом Клару. Она поймет.
И он побежал звонить ей.
— Клара! Это я, Клементину! — начал он.
— И ты еще смеешь мне звонить, убийца! — раздался в ответ отчаянный крик.
— Клара, послушай, у меня украли все, что я когда-то готовил, нужно предупредить Сезара. Я не собирался, но теперь...
— Ты хочешь выгородить себя, негодяй! Ты хочешь все свалить на других и снова надеешься на мою помощь? Я уже была покорным орудием в твоих преступных руках. Больше этого не будет.
С Кларой на другом конце провода сделалась истерика, и Клементину в отчаянии повесил трубку. Как он любил ее! Почему же, почему она не верит ему? Но сейчас он не мог следовать велению своего сердца и бежать разуверять Клару. Над множеством людей нависла опасность, и он должен был найти того, кто поможет ему предотвратить ее. Он и сам бы пошел к Сезару, но вход в Торговый центр ему был запрещен.
И тогда его осенило: Рафаэла! Вот кто может помочь ему. Он позвонил ей по телефону и попросил о встрече.
— Конечно, конечно, — согласилась она.
Когда они уселись за столик в ближайшем кафе, первый вопрос задала она:
— Клементину! Ты сказал отцу о том, что я жива?
— Да, — не стал отпираться он, — но понял, что был не прав. Говоря, я рассчитывал совсем на другое. Извините, сеньора Рафаэла, я совсем не хотел доставлять вам неприятности. Я очень уважаю вас, очень вам благодарен и совсем не хочу портить вам жизнь.
— О чем ты говоришь, милый, родной мой брат! — на глазах у Рафаэлы появились слезы, и она обняла самого родного ей на земле человека.
— Сестра! Сестра! Неуза, — повторял Клементину, и к горлу у него подкатил комок.
Так и стояли они какое-то время, обнявшись, радуясь тому, что нашли друг друга.
— Ты всегда оставался для меня самым добрым, самым любимым братом, — говорила она. — Ты был младше меня, и все-таки всегда заботился обо мне. Как-то, когда было очень холодно, ты укрыл меня ночью своей накидкой, а сам спал без нее и страшно замерз. И когда отец выгнал меня из дома, ты надел на меня эту накидку, в ней я и ушла. Долгие годы она согревала мне сердце.
