— Что?.. Но я не разбираюсь в ваших…
— Мы не должны расширять круг. Можете считать это штрафом за то, что проворонили эндорфиновый шок. И найдите тех, кто работал с Ласко и Нильсеном. Желаю успехов… семейный доктор.
Корней
17 января 2179 года.
Дом в степи заброшен, в нем не ютятся даже призраки. Зачем я его строил? Летом ветер качает высокую траву у крыльца, зимой швыряет в окна снег, и терморегуляторы никак не могут прогнать континентальную стужу. Где-то наверху спит механическим сном отцовский андроид-гигант. Поблескивают неживые глазки видеодатчиков. С тихим шуршанием, будто медленно отдирают пластырь, ползает по полу робот-уборщик. Молчаливая псевдожизнь пустых комнат.
Мария была совершенно такой же, как шесть лет назад, только волосы стригла короче. И еще взгляд. В синих глазах лежали тени, глаза казались свинцово-серыми. Лучше бы она продолжала кричать на него.
«Как ты мог так поступить со мной?»
Прости меня, повторял он снова и снова.
«Мне сказали, что ты все знал! И врачи знали, все знали, кроме меня!»
И это правда, отвечал он. Наверное, меня нельзя простить.
«Я узнала, кто ты такой, от журналиста! Я не верила, смеялась, а он… записывал…»
Ну, стукни меня по голове. Они из меня душу вымотали в эти полгода, врачи, биологи, журналисты и просто любопытные. Вот уж не думал, что эта история раскроется при нашей жизни. Знаешь, ведь я однажды работал с этим Абалкиным и не подозревал, что он — такой же, как я. Теперь я могу жить на Земле сколько хочу, могу стать космозоологом и отправиться в экспедицию… Жаль, цена высока.
«Как ты мог, нет, как ты мог?! Андрюша теперь — сын… подкидыша Странников! Как он будет жить с этим? Ты, ты… ты нелюдь! Я ненавижу тебя!»
Пусть будет так, молча соглашался он. Я заслужил.
Мария подошла ближе. Ему захотелось встать и взять ее за руку, но он не решился. Тогда она села на пол и прижалась щекой к его колену.
10 августа 2198 года
Он явился в разгар нашего брейн-сторма, и пару секунд я глядел на него, не узнавая. Похоже, и это было поставлено мне в счет.
— Я зашел проститься, отец. Завтра улетаю на Тагору. Совет Лабораториума оказал мне честь…
«Отец» — будто через силу. Пятнадцать лет назад я был «пап». Он стремглав вылетал из нуль-кабины и повисал у меня на шее, упоенно командовал Драмбой, часами готов был слушать о тахоргах и сора-тобу-хиру. И, разумеется: «Пап, а расскажи еще раз, как вас нашли Следопыты! А ты совсем-совсем ничего не помнишь о Странниках? А если самое глубинное ментоскопирование?.. У-у, жалко. А бабушка и дедушка знали, откуда ты на самом деле? А когда тебе сказали, ты испугался или обрадовался?.. Ну как чему!..» Раз сто мне задавали все эти вопросы, и только одному человеку я отвечал с удовольствием. Мой папа — чудище иных миров и дитя сверхцивилизации, съели?!
