Картинка наводила на непонятные мысли. Но виду, что мне интересно, я не показал.
– Подожди. – Ты принялась листать страницы.
Мы легли ближе. Твои волосы приятно щекотали ухо.
– Видал?
На новой картинке твоя мама держала во рту чужую писку и прикрывала от удовольствия глаза.
– Это еще что за глупости несусветные? – спросил я.
Так говорила тетка, когда еще не понимала, что я натворил.
– Это тоже игра, – сказала ты.
– Странная какая игра.
– А ты что хотел? Чтобы моя мама твоих обгрызенных солдатиков по могилкам распихивала?
Наверное, за обгрызенных солдатиков я должен был обидеться, но в руках и ногах уже появилась уютная тяжесть. Глаза закрылись сами собой. Ты листала журнал, что-то говорила. Я слушал тебя как через подушку. Из окна тянуло горячей от солнца листвой, умирающим дымом с подожженных мусорных ям. Треща пересохшим горлом, покрикивали друг на друга воро́ны. Огонь в топке котельной. Зеленое яблоко, которое поставил на песочную могилу вместо звезды. Твоя голая мама в песочнице. Но я не заснул.
Ты стукнула меня журналом по голове.
В замке звенел ключ. Открылась входная дверь. Загудел сквозняком воздух. Будто кто-то вдохнул в комнату в три раза больше, чем она могла вместить. Ты закинула журнал под шкаф, потянула меня к раскрытому окну. Мы выпрыгнули в сад и замерли, прижавшись спиной к стене. В комнату вошел твой отец. Я понял это по тяжелым, прогибающим скрипучие половицы, шагам. Скрип половиц приблизился – твой отец подошел к окну.
– Миаааа! – Это был крик шепотом. Низкий сиплый голос походил на свист крана, когда в поселке отключали воду.
Твое волнение передалось мне. Я задержал дыхание.
Окно захлопнулось. С рамы посыпались хлопья белой выгоревшей краски.
Ты снова схватила меня за руку и потащила за собой. Я все еще боялся заразиться цыпками, но руку не отпустил.
Во дворе никого кроме нас не оказалось. Сашку Романишко отправили к прабабке Розе в Новое село. Маргаритка со своей мамой Зоей Михайловной отдыхала на далеком Азовском море. Где оно находится, я точно не знал. Океаны я уже выучил, а моря еще нет. Юрка Смирнов точил в сарае украденный у отца, длинный немецкий штык-нож. Он собирался срубить под самый корень нашу старую яблоню. Знакомить тебя с Юркой не хотелось. Ты бы стала дружить с ним, а не со мной. Юрка был старше на год и любил подносить кулак к моему носу. В детском саду, в который мы все ходили с осени до весны, он уже обсуждал с пацанами, как незаметно изнасиловать воспитательницу Регину Анатольевну. Что такое изнасиловать я не знал, но звучало здорово.
