— Нет, спасибо.
Чудовище отшатнулся и заморгал. Лицо его потемнело еще больше.
— Я сказал, у меня сюрприз для тебя!
— И я это слышала. Но у меня было столько сюрпризов за последнее время, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Холод, темницы, своры волков, вспышки гнева…
— Гнева? Гнева?! — задохнулся Чудовище. — Поверить не могу… как ты можешь так говорить… Не было никакого гнева! К тому же ты сама виновата! Я приказал тебе не ходить в Западное крыло. Я приказал…
Белль покосилась на него.
— Ты прав. О чем это я? Ты же никогда не злишься. А теперь, если позволишь, я пойду.
Отношения между Белль и Чудовищем были напряженными с тех пор, как в поисках ответов она забрела в Западное крыло и нашла там одинокую розу. Цветок никак не выходил у Белль из головы, ей очень хотелось узнать его тайну. От слуг она смогла добиться лишь уклончивых ответов, а от Чудовища вообще ничего. «Прекрасно, — решила она. — Если никто не хочет мне рассказать, я сама все узнаю».
В Западном крыле располагались личные покои Чудовища. Он раз и навсегда запретил Белль появляться там. Для большинства людей вполне хватило бы столь строгого приказа, да еще от столь страшного создания, чтобы повиноваться без лишних вопросов. Но Белль была особенной. Она все подвергала сомнению и повиновалась только одному — своему сердцу.
В покоях Чудовища было темно, но глаза Белль скоро привыкли. Она шла по некогда прекрасным комнатам и обводила взглядом сломанную дорогую мебель, разорванный в клочья балдахин над ложем, разбитые зеркала в позолоченных рамах.
— Это сделал Чудовище, — прошептала она.
Ей приходилось наблюдать его в ярости, она знала, что Чудовище может запросто опрокинуть стол или швырнуть кресло через всю комнату. Белль было очевидно, что все эти разрушения вызваны гневом Чудовища, но сердце подсказывало ей истинную причину такого поведения — отчаяние, причиняющее ему боль.
В поисках ответов Белль тронулась дальше по комнатам Чудовища, осторожно обходя обломки мебели и осколки зеркал. «Что я здесь делаю? Одна в глухом замке, в лесу, где вечная зима… — думала она. — Разговариваю с часами, шучу с подсвечником и играю с пуфиком. Вот и все мои занятия, вот и вся моя жизнь. Должна же быть какая — то причина, почему здесь все такое странное…»
На стене висели исковерканные картины, и среди них портрет семьи: надменный мужчина рядом с креслом, в котором сидела голубоглазая миловидная женщина. Она добродушно улыбалась, взгляд же мужчины был холоден и презрителен. Рядом с женщиной стоял маленький мальчик — ее точная копия. На другом портрете угадывался молодой человек с такими же голубыми глазами, как у мальчика. Белль решила, что это он и есть, хотя полотно было сильно разодрано и глаза оставались единственным, что можно было разглядеть.
