* * *
Странное чувство было у Летисии, когда она просыпалась поутру и вместо привычного белоснежного потолка видела деревянные досточки и зеленые листья между ними, которые служили ей теперь кровом. Когда вместо привычного одиночества ощущала рядом присутствие любимого и любящего человека. Она смотрела на его горбоносый профиль, на его длинные, уже с проседью волосы, и ей казалось, что видит она все это во сне. А может быть, разыгрывается постановка в театре и в нем ей отвели главную роль, но очень скоро спектакль окончится, и она опять окажется в нелюбимой, но привычной реальности.
Рамиру с улыбкой смотрел на всегда чуть растерянное лицо Летисии. Она была так хрупка и тонка, что казалась ему чужедальней птицей, что ненадолго залетела в его края и ее предстояло приручить.
Каждому из них было по-своему нелегко, и все трудности они пытались испепелить любовной страстью, уповая на какое-то райское счастье, которое должно было искупить и их прошлые страдания, и теперешний неуют.
Надо сказать, что Рамиру было легче, чем Летисии. Он жил в привычной ему реальности, он любил эту реальность и хотел, чтобы ее полюбила и Летисия. Рамиру готов был всячески помогать Летисии в том, чтобы она освоилась в ней и к ней привыкла.
Для Летисии все было по-другому. Как только окружающее переставало быть сном или театральным действом, оно становилось трудным и непривычным бытом. Жизнь в их хижине сводилась к выполнению самых простых обязанностей: приготовлению пищи, уборке, хлопотам по хозяйству, но именно это и оказывалось трудным для Летисии. У себя в фирме она способна была проанализировать сложную ситуацию, найти выход и принять решение, здесь же не могла зажечь спичкой сырые дрова, уследить, чтобы в очаге не подгорела рыба, опустить живого лангуста в котелок с кипящей водой. Увидев, что Рамиру опускает его живым, она даже есть его не могла…
А уйти от своих детей могла? Уйти, поверив, что будет счастлива, обретя вновь любовь своей юности?.. Летисия чувствовала, что она должна принять и освоить всю эту незамысловатую и очень конкретную действительность, иначе ей так и не разобраться со сложными проблемами, в которых она так безнадежно запуталась. И она мужественно бралась за кастрюльки.
— Когда-нибудь я приготовлю тебе татарский соус специально для этой рыбы, — обещала она Рамиру. — Пальчики оближешь!
— Ты знаешь, от чего я облизываю пальчики, — отвечал он с улыбкой, глядя на свою любовь, которая вернулась к нему все той же неопытной девочкой, которой всему предстояло научиться, которую всему предстояло научить. — И это всегда мне будет нравиться, даже когда моя девочка превратится в старушку с палочкой, седую и ветхую, тугую на ухо, морщинистую и горбатую, и все-таки неописуемую красавицу.
