В тот момент, когда Уалбер произносил эти слова, Барони, находящийся в Галерее, почувствовал жгучую боль, полоснувшую его по всему телу. Барони явственно послышался треск собственных суставов, и, превозмогая боль, разламывающую его на части, он медленно поковылял в потайную комнату, оборудованную рядом с кабинетом.
Большое живописное полотно раздвинулось перед ним, образовав дверной проем, а когда Барони переступил невидимую черту, вновь встало в прежнее положение.
Жуткий мрак и зловещая тишина поглотили Барони, но только на краткий миг. А потом грянула бравурная сатанинская музыка, как кувалдой бьющая по барабанным перепонкам, и потайная комната озарилась сине-фиолетовым фосфоресцирующим свечением. Барони направился к бесформенной металлической глыбе, представляющей собой какую-то уродливую скульптуру. В ней четко выделялись лишь два глазных отверстия, сквозь которое как раз и пробивалось то холодное, леденящее свечение, ничего общего не имеющее с теплым животворящим светом, какой необходим любому нормальному человеку, но только не Марселу Барони, преданному слуге дьявола.
Здесь, в скрытой от постороннего глаза комнате, Барони совершал свои сатанинские обряды, для чего пришел сюда и в этот раз.
А когда вновь вернулся в свой рабочий кабинет, то от прежней боли и ломоты в суставах у него не осталось даже воспоминания. Набрав номер Элеонор, он бодрым энергичным голосом произнес:
- Любимая, ты ждешь меня? Я еду к тебе!
Скандал, внезапно разразившийся в семье Фортунату, стремительно набирал обороты. Адриана решила уйти из ставшего ей ненавистным дома и, укладывая вещи в чемодан, гневно бросала Женинье хлесткие обидные слова:
- Я не могу тебя больше называть матерью. Ты для меня теперь никто! Ты вообще – никто! Отец тебя всю жизнь обманывал! Хотя он обманывал и меня, поэтому я вас обоих ненавижу! Чем иметь такую семью, лучше не иметь никакой!
Она ушла, хлопнув дверью, а Женинья зарыдала в голос:
- Господи, за что Ты меня так наказываешь? Я потеряла мужа, потеряла дочь. У меня не осталось ничего!
Когда пришел с работы Фортунату, Женинья обрушила свои упреки на него:
- Я уезжала всего лишь на два дня, и за это время ты умудрился мне изменить! Предатель! Лицемер! Всю жизнь твердил, будто любишь лишь меня, а я, дурра, верила…
- Я и сейчас готов поклясться, что люблю тебя!
- Не надо! Теперь я знаю истинную цену твоим клятвам.
- Но я действительно тебя люблю, - уверял ее Фортунату. – Прости меня, пожалуйста, за тот давний грех. Я тогда был молод, и на меня нашло затмение.
