Алвару торопился домой. Славу Богу, в позднее время дорога была свободна. Он подъехал к городку «Мармореала» и торопливо протянул свой пропуск на въезде. Он очень спешил и не заметил старенький «опель-пикап», всю дорогу ехавший за ним. Седовласый хозяин «опеля» дождался, когда перед «фольксвагеном» Алвару поднимется шлагбаум, достал огрызок карандаша и записал на клочке номер удалявшейся машины.
Фигейра неслышно открыл дверь, зажег свет и, увидев пустую комнату, порадовался, что жена не играет в свою любимую игру под названием «Темная комната». Он уже взялся за поручни лестницы, ведущей в спальню, как из столовой вышла Режина. По ее немигающим прищуренным глазам, по скрещенным на груди рукам Алвару понял: все, чего он так боялся случилось. Она надвигалась на него с неотвратимостью смерча, и он судорожно, из последних сил, пытался сообразить, как сохранить свою рушащуюся жизнь.
- Я унизилась до того, что пошла за тобой в лавку. Я унизилась до того, что стала расспрашивать там о собственном муже. Тебе сказать, что я узнала? Ты не был там ни сегодня, ни вчера, никогда! Эта вонючая лавка была твоим алиби. Но ты знаешь меня и мой характер: я не из тех женщин, которые терпят подобные вещи. У тебя есть два варианта, на выбор. Или ты мне скажешь правду… Правду! То есть расскажешь, где ты был все это время. Или развернешься, откроешь дверь и исчезнешь. Навсегда! Из этого дома! Из моей жизни!
Он пытался отшутиться, успокоить ее, пытался перевести разговор на другую тему, но Режина не давала ему произнести и фразы, она перебивала его, гнев и возмущение душили ее.
- Ты – предатель, трус. Ты живешь за счет моей семьи и изменяешь мне! Пошел вон. Не уйдешь по-хорошему, я выставлю тебя палкой, взашей.
В слезах и крике Режина не заметила, как Фигейра схватился за сердце, согнулся и стал медленно оседать.
Его слова: «Мне плохо» потонули в ее вопле: «А ну втавай, меня тошнит от твоего кривлянья». Она подошла и стряхнула его, пытаясь поднять с пола, но он снова повалился навзничь и через силу повторил: «Мне очень плохо». Режина с силой ударила его кулаком в грудь:
- За дуру меня принимаешь?! Я тебе не идиотка по имени Мария-Антония. Я – Режина, если ты забыл. – Она еще и еще наносила ему удары в грудь.
Он молил ее вызвать доктора, а она, рыдая, выкрикивала оскорбления и снова била и била его в грудь. Лишь когда он замолк, она отошла в сторону и стала вытирать слезы…
По лестнице в розовом халатике спускалась сонная Пати. Она подошла к лежащему на полу отцу, взяла его руку и попыталась нащупать пульс. Потом подняла на мать испуганные глазенки и закричала:
