Я оказался в затруднительном положении. Разбойники ушли на юг, в горы. Вряд ли они передвигались быстрее меня, так как не у всех были лошади. У меня не было ни малейшего желания догонять их и сообщать о том, что меня-то они и проглядели.
Единственное, что мне оставалось, — это продолжить путь на север в надежде добраться до жилья какого-нибудь лесоруба. Меж ветвей тем временем начали уже кружить первые хлопья снега.
Подождав еще немного, дабы убедиться, что разбойники не вернутся, я осторожно слез с дерева, с болью в сердце сказал последнее «прости» своим бывшим друзьям — принеся им при этом извинения за то, что не могу даже похоронить их как подобает — и отправился в одинокий путь через лес, подбадривая себя свистом.
Несть числа историям про троллей и прочих злых духов, подстерегающих путников в горах Гримм. Мне ни разу не доводилось говорить с человеком, который видел бы их собственными глазами, хотя это еще не доказательство того, что все эти россказни — брехня. Сам я, во всяком случае в тот вечер, не встретил ни одного. С чем я встретился на деле — так это со снежной бурей из числа тех, что сгубили больше путников, чем все горные тролли, вместе взятые.
В кромешной мгле бьющий в лицо снег уже не кажется белым — он угольно-черный. Снег забивается во все складки одежды, тяжелым грузом ложится на плечи, набирается в башмаки, щиплется, леденит, ослепляет. Я наверняка сбился бы с дороги, если бы лес не был таким дремучим. Уклоняясь в сторону, я неминуемо натыкался на дерево.
Но где же эти проклятые избушки? Через некоторое время пришлось признать, что я или прошел мимо, не заметив их, или просто заблудился. На перевал ведет несколько дорог, и я запросто мог свернуть не туда. Во всяком случае, никакой уверенности в том, что я найду у дороги хоть какое-то жилье, у меня не было.
Итак, ночь — все холоднее, ветер — сильнее, а сугробы — глубже. Я никогда не досаждаю богам своими молитвами, ведь их всеведению вовсе не нужны мои напоминания, но в ту ночь я совсем было приготовился встретиться с ними лично. Я достиг последней стадии отчаяния и усталости: это когда обещаешь себе отдых через пятьдесят шагов, потом еще через пятьдесят — зная, что стоит остановиться, и больше уже никогда не поднимешься.
И вдруг впереди, к моему удивлению и несказанному облегчению, забрезжил слабый огонек. Спустя секунду он мигнул и исчез, но это меня не обескуражило — я хорошо понимал, что, если ставень распахнуло порывом ветра, его постараются побыстрее закрыть. Важно одно — то, что где-то совсем рядом жилье и там кто-то есть. Наверняка они там не откажут в гостеприимстве одинокому честному путнику, тем более в такую ночь.
