— Вон! — взревел Фриц, стоявший на заднем плане, скрестив ручищи, как два древесных ствола, перекрученных смерчем. — Можешь завернуться в тряпку у двери, если ее еще не унесло ветром. И учти, я позаботился укрепить замки на дверях конюшни и амбаров.
— Приятно, когда человек знает, чего хочет, — заметил купец, самодовольно смахивая пену с пухлых губ.
— Но в такую ночь это означает верное убийство! — взвизгнула старая дама.
— Разумеется, означает, госпожа, — согласился я, благодарно улыбаясь. — И боюсь, вы все будете считаться соучастниками этого злодеяния.
— Действительно будем? — резко спросил до сих пор молчавший солдат. — И кто осудит нас? В чьих владениях стоит твой двор, трактирщик? Кому ты платишь налоги?
— Налоги, капитан? — Фриц изумленно вылупился на воина. — Налоги? — Он один стоял на ногах, возвышаясь над всей компанией, как бык в курятнике.
Обветренное лицо старого вояки сморщилось в некотором подобии улыбки.
— Тогда кто защищает тебя?
Фриц поднял кулак весом с хорошую кувалду.
— Что ж, желаю тебе подольше полагаться на это, парень, — пробормотал солдат. — Нотариус! Чья власть законна в этих краях?
Нотариус беспокойно дернулся.
— Неплохой вопрос, капитан! Вольный город Гильдербург не заявляет прав на земли по эту сторону перевала, впрочем, я не уверен, что и южные кантоны на них претендуют…
— Значит, ничейная территория?
— Да, полагаю, что принцип «terra nullius» вполне применим.
— Но если здесь не правит никто, — сказал купец, — значит, мы сами и есть Закон?
Нотариус помялся, не желая вслух признавать правомерность столь дерзкого предположения, но в конце концов утвердительно кивнул.
— Вон, мерзавец! — произнес Фриц, однако не пошевелился, оставаясь на заднем плане. Он получал удовольствие от этого спектакля — и явно не он один.
— Воистину драматическая ситуация, — возгласил купец. — Есть какие-нибудь предложения?
Изогнув красивую бровь, актриса хмуро покосилась на меня. Возможно, она тоже помнила нашу прошлую встречу. Она явно не собиралась упоминать о ней, но не переоценивала своего влияния на возлюбленного, даже пожелай она вступиться за меня.
— Ну, — буркнул солдат, — сдается мне, тридцать талеров слишком большая сумма за какую-то псину. При всем моем уважении, трактирщик, серебряная крона ей красная цена.
— Я был исключительно привязан к этой собаке, капитан, — стоял на своем Фриц.
— О, я не сомневаюсь! Я и сам люблю животных. Но если ущерб нанесен твоим чувствам, а не кошельку, как может золото возместить его?
