– Да.
Мой ход: B6-C5. – Он переставил ферзя на одну клетку по диагонали, слон противника был совсем рядом.
Чувства пробудились в докторе Брауне как-то внезапно, он не думал, как правильно сделать шахматный ход, зато долго решал, какой задать вопрос Безымянному, чтобы не потратить ход впустую.
– Мой вопрос: «Хотели бы вы, чтобы я сопроводил вас в снежный сад для того, чтобы вы могли потрогать снег?»
– Нет, – ответил Безымянный. Мой ход: С4-F7. Шах! – Его слон ушел из-под удара и угрожал теперь королю доктора.
– Мой вопрос: «Для вас любая женщина пахнет новизной или только ваша супруга?»
– Только супруга.
Мой ход: Е8-D7, – и, уводя короля из-под угрозы, Фредерик задал вопрос:
– Почему надели повязку на ваши глаза?
– Чтобы уберечь меня от боли, – улыбнулся собеседник доктора Брауна и сменил позу, развернувшись боком.
– Мой ход: D2-D4. – Его пешка приблизилась к ферзю соперника. – Мой вопрос: «Как вы считаете, доктор Браун, я владею гипнозом?»
– Да, – честно признался Фредерик. Эта партия, несомненно, была уже выиграна им независимо от того, поставит ему мат соперник или нет. «Сильная победа!» – повторял он про себя. Теперь психиатр решил сделать паузу, чтобы обыкновенный человек утолил свое естественное любопытство вопросами о писателе, который скончался в Риме.
Мой ход: С5-B6. – Доктор увел ферзя. – Мой вопрос: «Вы владеете гипнозом, Безымянный?»
– Нет, – заявил мужчина с повязкой на глазах. В глубине души доктору Брауну немного полегчало от данного заявления. Конечно, он не смог бы себе признаться в том, что его можно загипнотизировать против его воли, но он, как и все здоровые люди, не любил необъяснимых вещей.
– Мой ход: Е4-Е5. – Белая пешка ступила на территорию черных. – Мой вопрос: «Ваш сын знает, что вы его не любите?»
И тут доктора Брауна словно ударило током. Встряхнуло с такой силой, что он чуть не упал со стула. Какой-то невидимый огонь начал гореть в его горле и животе.
– Да.
Доктору было уже не до игры. Ему внезапно захотелось встать со стула, выбежать из палаты и поехать в школу к Дону. Зайти в класс своего сына, даже если идет урок – не важно, и обнять его изо всех сил. Так, как никогда не обнимал. Но он этого делать почему-то не стал. И если бы у него кто-то спросил – почему, то он бы не смог дать внятного ответа на этот вопрос. Фредерику показалось, что отданные богатства жадного человека могут вызвать лишь насмешку на лице у того, кто никогда в глаза этих богатств не видел.
