, которые ты считаешь такими пошлыми. Разве может что–то быть тоньше и красивее твоей речи? Но хоть ты и избегаешь ораторского поприща, — то ли по убеждению, как ты сам утверждаешь, то ли по застенчивости и какой–то врожденной робости, как писал сам о себе отец красноречия Исократ
[190], то ли потому, что одного–де ритора достаточно не только на одну семью, но даже чуть ли не на целое государство, как ты любишь шутливо говорить, — все же я надеюсь, что ты не отнесешь эти книги к числу тех, над которыми действительно можно издеваться из–за скудости научного образования людей, берущихся в них рассуждать о законах речи. (11) Ведь, как мне кажется, в беседе Красса и Антония не упущено ничего, что может познать и усвоить человек при выдающихся дарованиях, усерднейших занятиях, величайшей учености и огромной опытности; и об этом легче всего судить тебе, пожелавшему усвоить науку и законы речи самостоятельно, а применение ее — при моей помощи.
Но, чтобы скорее выполнить мне ту нелегкую задачу, какую я себе поставил, оставим всякое предуведомление и обратимся к изложению собеседования и спора между нашими двумя героями.
Обстоятельства диалога (11–27)
Итак, на другой день после описанной беседы, во втором часу дня[191], когда Красс был еще в постели[192] и у него сидел Сульпиций, а Антоний прогуливался с Коттой под портиком, к ним неожиданно явился старик Квинт Катул со своим братом[193] Гаем Юлием. Услышав об этом, Красс заволновался и встал; удивились и все остальные, заподозрив, что их приход вызван какой–нибудь особенной причиной[194]. (13) Когда они обменялись, как обычно, самыми дружескими приветствиями —
—Что случилось? — спросил Красс. — Какие у вас новости?[195]
—Да право никаких, — сказал Катул, — ты же знаешь, время сейчас праздничное. Ты, конечно, можешь считать наше появление неуместным и докучным, но дело в том, что вчера вечером ко мне в усадьбу[196] зашел из своей усадьбы Цезарь и сказал мне, что встретил идущего от тебя Сцеволу и услышал от него поразительные вещи: будто ты, кого я никогда никакими мыслимыми средствами не мог выманить на спор, подробно рассуждал с Антонием о красноречии и спорил с ним прямо на греческий лад, точно в школе. (14) И вот брат упросил меня пойти сюда вместе с ним: Сцевола, мол, говорил, что добрая часть собеседования отложена на сегодня. А я и сам был не прочь послушать и только, честно говоря, боялся вам досадить. Так вот, если ты считаешь наш поступок назойливым, припиши его Цезарю, если дружественным, то нам обоим. А для нас, если только мы вам не досадили, побывать здесь — одно удовольствие.
