И пошло!.. К лету моровая язва разгулялась по всей Москве. Невозможно от нее уберечься ни уксусом, ни огнем, ни молитвой. Проснется человек поутру жив, здоров, а к ночи, глядишь, почернел и корчится в муках, покинутый разбежавшимися в страхе близкими. Лекари — все больше немцы — губят православный народ, а попы и подступиться не хотят к зачумленному дому. Так и мрут люди, без покаяния и святого причастия. Знатные баре умчались из города, сбежал и сам главнокомандующий, граф Петр Семенович Салтыков. Осмелели воры, шарят среди бела дня по чужим погребам, взламывают заколоченные лавки и амбары…
— Видно, конец пришел Белокаменной! — вздохнул мужичок, приютивший путника в подмосковном селе Всехсвятском. — И откуда только взялась напасть?
— Говорят, из Турции, — ответил Ерменев. — Войска наши там в походе. Вот и занесли.
— Из Турции? — недоверчиво повторил хозяин, пощипывая взъерошенную бороденку. — А был иной слух…
— Какой?
— Не из приказных ли будешь? — осведомился мужичок.
Ерменев покачал головой:
— Мастеровой я…
Мужичок окинул его взглядом:
— Одежонка на тебе худая и по обличью, видать, из деревенских.
— Так и есть, — подтвердил Ерменев. — Отец мой конюхом был… Ну, так какой же слух?
Мужичок помялся. Потом, не утерпев, склонился к уху гостя:
— Странник проходил. Сказывал: наслана язва моровая в наказание. Дескать, господь карает за злодейское убиение государя Петра Федоровича.
Ерменев усмехнулся:
— Разве жители московские в том повинны?..
— Ну, значит, Москва-матушка как бы за всю Русь в ответе. Уж так издавна повелось.
— А Русь тут при чем? — насмешливо спросил гость.
— Так странник объяснял… — сказал хозяин и, остерегаясь продолжать спор, замолк.
На другой день, после полудня, путник подошел к заставе. Караул остановил его.
— Назад! — приказал унтер. — В Москву входить не дозволено.
Ерменев подал пакет. Унтер неохотно развернул его.
— А что здесь писано? — спросил он.
Путник прочитал:
— «Императорской Академии художеств исторический живописец Иван, Алексеев сын, Ерменев следует в город Москву по надобности оной Академии…»
Унтер вытянулся.
— Что ж, проходите… Только худо нынче в Москве. Зараза… Мор!.. Может, вам неведомо?
— Слыхал, — сказал Ерменев спокойно.
— Как вашему благородию будет угодно. — Унтер отодвинул рогатку, пропуская путника.
— Это кто же? — полюбопытствовал один из солдат.
— Императорский писец! — важно объяснил унтер.
— Не врет ли?
— Бумагу видал, дурья голова? Герб с царским венцом, края золотые…
