Никогда Бушмар не пойдет туда!
Амилю же тянет туда хоть на минутку.
— Я пойду, — говорит она, — если ты подождешь тут немного, я не задержусь. Ладно?
Она глядит покорно в глаза его. Словно вымаливает хоть каплю ласки. Он же всегда один и тот же — угрюмый, молчаливый. Кто его знает, какие мысли ворочаются в его кудлатой голове, под этим нависшим черепом.
— Иди себе.
Ах, если б он не говорил этого «себе»!
Этот его тон вынуждает ее не спешить. Он сидит где-нибудь на пенечке или на вывороченном дереве.
Опушка леса. Перед ними — поле, теперь уже чужое, не его. Купы берез туманятся за полем, их едва можно разглядеть — лишь с этой, единственной стороны поле свободно от леса. Искривленная, отодвинутая Бушмарова дорога еще почти не обозначилась тележной колеей. Межевые полевые столбы захватили даже саму дорогу — едва протиснуться можно с телегой.
Амиля кладет руки на Бушмарово плечо:
— Почему ты такой, Лявонка?
— Что? — отзывается он тотчас. — Что ты сказала?
(Иногда он вдруг оживляется беспричинно.)
— Чего ты на меня злишься?
— Иди туда, — показывает он пальцем на деревню. — Иди, только приходи быстрей.
Теперь она уже уходит сразу, громко вздохнув. Однако же, и правда, не задерживается там долго.
Андрей встречает ее шутливым смехом.
— Хуторская господыня пришла. Ну как, хозяин не слишком эксплуатирует тебя?
Она должна смеяться.
Со двора видны в окне дети. Ходят вдоль стола по высокой скамье, носами едва достают до окон. Глазенки у обоих черненькие, что угольки. Одногодки — Амилин и Андрея.
— Идемте, сыночки, я вам личики умою, — говорит Амиля, входя в хату.
Берет обоих на руки и несет умываться к ведру с водою. Хлопчики пищат от восторга.
— Сыночек, — прижимает она к себе своего малыша. — Может, у тебя болит что?
— Если б что болело, дак плакал бы, — встревает рассерженная Андреиха. — С моим же вместе и едят и спят.
— Еще и поцапаются ни за что! — хохочет на всю хату Андрей.
— Я ничего не говорю… я… мало ли что мать скажет, — оправдывается Амиля. — Что я такого сказала…
Она гладит по белой головке своего малыша и спешит назад к Бушмару. Андрей выходит в сени. Стоя в дверях, глядит Амиле вслед:
— Могла б и еще побыть… Эксплуатирует тебя твой хозяин.
Он вдруг перестает шутить. Тон его становится серьезным:
— Тебе и праздника нет?
Амиля уже выходит со двора.
Бушмар все же дожидается ее. Она словно извиняется перед ним:
— Я не долго была, правда?
Они идут назад уже вместе. Когда опушка леса теряется за крутым поворотом лесной стежки, Бушмар привлекает ее к себе. Она, в эту минуту счастливая, смотрит ему в глаза; вся еще больше хорошеет, румянится, жмурится, ластится к нему.
