Когда я была маленькой, я увидела обложку старого журнала, на которой были рясы и ступни людей, выпивших «кул-эйд» Джима Джонса в Гайане[8]. Все мое детство этот образ преследовал и угнетал меня. Однажды я рассказала об этом Джимми Дарлингу, и он сказал, что на самом деле это был не «кул-эйд», а «хай-си».
Кем надо быть, чтобы придавать значение такой детали?
Паршивым умником. Таким, который смотрел на это так отстраненно, как я не могла. Я вовсе не боялась стать жертвой какого-то культа. Меня угнетало не чувство опасности при виде этих ног мертвецов и ведра, в котором был яд. Эта фотография угнетала меня тем, что можно было выпить смерть и обрести ее.
Когда мне было лет пять или шесть, я увидела в супермаркете книжку в мягкой обложке, на которой изображалась голая женщина в луже крови, а из ее тела торчали два ножа. На обложке было написано «Дважды убитая». Это было название. Моя мама в тот момент делала покупки где-то неподалеку. Мы были в торговом центре на Ирвинг-стрит, и я почувствовала себя так, словно находилась не через несколько торговых рядов от нее, а была напрочь смыта волной в море, в неотвратимый мир дважды убитой. По дороге домой меня мутило. Когда мы с мамой сели обедать, я не могла есть. Она не готовила сама, просто разогревала что-нибудь, вроде лапши «Топ-рамен», а потом отправлялась на свидание с очередным ухажером.
Несколько лет после этого всякий раз, как я думала о том рисунке на обложке «Дважды убитой», меня мутило. Теперь я понимаю, что мое переживание было естественным. Ты узнаешь в нежном возрасте, что существует зло. Ты впитываешь это знание. Когда такое случается впервые, это не проходит легко. Это пробивает тебя.
Когда мне было десять, я попала под влияние одной девочки постарше по имени Тайра. У нее были остекленелые глаза, холодно-смуглая кожа и хрипловатый голос крутой девахи. Тем вечером, когда я познакомилась с ней, я каталась с кем-то в машине, попивая светлое «Левенбрау». Светлого Леву в зеленой бутылке с лазурной этикеткой. Мы подобрали Тайру на Норьега-стрит, перед домом, который был известен как неформальный приют для девочек. Его владелец, Расс, заваливался к девочкам по ночам, неожиданно, но ожидаемо. Если ты там оставалась, как-нибудь ночью к тебе заглядывал Расс, старый, мускулистый мерзавец. Девочки жаловались, что он их насилует, словно речь шла о вредном характере или высокой квартплате. Они были готовы терпеть это, поскольку не видели другого выхода. Остальные ничего не делали по этому поводу, потому что Расс покупал нам выпивку, – что мы могли, вызвать полицию? Мы знали об одном полицейском, который возил девочек в национальный заповедник вместо участка.
