Громов обвел взглядом присутствующих и взял слово:
— Скоро мы покинем гиперпространство и прибудем в систему Прагнира. Я уже тринадцать лет вожу на «Авроре» грузы, пассажиров и, — он уделил внимание Валенсе, — разных заинтересованных персон. Ситуации возникали разные, иногда совершенно анекдотические. Помню, одного миссионера Неопротестантства, который под видом ремонтника пробрался в машинное отделение, когда я останавливался на Тео 8, чтобы взять на борт редких бесхвостых тигров для зоопарка Полиса. Этот, прямо скажу, недалекого ума человек решил прокатиться зайцем. У религиозных всегда напряг с оплатой билетов. Он спрятался в ящике с кормом для животных. Покинув космопорт, я естественно решил открыть клетки и позволить тигрятам немного порезвиться: дорога на Землю не близкая. А клетка была совмещенной с кормушкой. Вы бы слышали, как вопил этот слуга Божий, я думал, что «Аврора» столкнулась с астероидом, и это аварийный звук сирены. Бедняга пытался отбиться от тигрят окороками, напугал зверей больше, чем они его…
— Кэп, — Валенса прервал поток воспоминаний Громова, — к сути.
— Да, да, я и забыл, что вы, детектив, человек дела. Так вот, у меня есть традиция: я играю в «Верю — не верю». Я сам придумал эту игру. Унылые затяжные полеты в пустом холодном пространстве позволяют много о чем поразмыслить и не только о жизни и смерти. В человеке могут проснуться доселе невостребованные таланты, например, творческие. К сожалению, от этих пустоголовых ребят толку мало, — он махнул через плечо на роботов. — Ни поговорить, не сыграть, ведь они всегда выигрывают. Алгоритм у них такой. Разве можно обыграть машинный интеллект с его непоколебимой логикой и стратегией победы на миллион ходов вперед? Шашки, нарды, реверси, покер, монополия — все к черту! Я могу состязаться с ними разве что в «камень-ножницы-бумага», да и то, потому что там есть элемент непредсказуемости, но играя с роботом, теряется самое ценное — азарт. С живыми людьми, даже если противники отличаются в классе, всегда есть крохотный шанс одолеть более сильного соперника. Появляется интрига.
Украдкой детектив посмотрел на Шустрика. Каменное лицо робота, как обычно, было отрешенным, но не надо было быть гением, чтобы понять, насколько он не согласен с капитаном. «Что бы вы сказали, кэп, когда узнали, чем занимался Т.М. Шустрик в молодости», — подумал Валенса.
— Между прочим, — вступилась за робота Назира, — эмби решает эту проблему.
