Волков: «Есть такое дерево…»
Евтушенко: Он был талантливый человек. Сам по природе. И я видел, как Нагибин любовался им бесконечно! И то же самое я видел, когда понял, что он влюбился в Беллу. Он влюбился в нее как мальчишка – и это при определенной доле цинизма, которая у него существовала. Мы уже развелись с Беллой, но часто виделись с ней. Я у нее дома бывал, дружил с ее мужьями, на первых порах даже к ним с Борей Мессерером захаживал в гости. Это потом отдаление начало происходить. Ей просто не разрешали со мной видеться. Я не хочу во всё вдаваться, но когда я написал стихи и на ее панихиде хотел их прочесть, мне не дали этой возможности. Ну как это можно?
Волков: А скажите, вот есть стихотворение «Одной знакомой»: «А собственно, кто ты такая…» Оно к Ахмадулиной обращено?
Евтушенко: Нет, это стихи о России.
Волков: А некоторые воспринимают их как стихи, обращенные к Ахмадулиной.
Евтушенко: Да, может быть, был момент какой-то обиды, что-то переплелось. Может быть. Но все-таки это стихи о России. Даже больше, чем о России, – оно о личном.
Я никогда не забуду случай в Молдавии, в 1974 году, когда я приехал туда вместе со сборной командой ветеранов СССР по футболу, Хомич меня пригласил. Единственный раз мне дали поносить майку сборной СССР – так, немножко с Эдиком Стрельцовым на поле показаться. Это описано в моем романе «Не умирай раньше смерти», по-моему, хорошие очень куски. Мы сидели в гостях у каких-то болельщиков молдавских, простых людей, а я только-только написал это стихотворение, прочитал и спросил: «О чем эти стихи?» И одна женщина: «Ну о России конечно». Да, это были о России стихи.
Волков: Прочтете?
Евтушенко: Конечно. Это стихи о России!
А собственно, кто ты такая,
с какою такою судьбой,
Что падаешь, водку лакая,
а всё же гордишься собой?
А собственно, кто ты такая,
когда, как последняя мразь,
пластмассою клипсов сверкая,
играть в самородок взялась?
А собственно, кто ты такая,
сомнительной славы раба,
по трусости рты затыкая
последним, кто верит в тебя?
А собственно, кто ты такая
и, собственно, кто я такой,
что вою, тебя попрекая,
к тебе прикандален тоской?
Разве я мог бы назвать Беллу мразью когда-нибудь?
Мне открывает дверь она,
но что такое с нею
и что за странный взгляд?
«Уж около пяти.
Не мог бы ты прийти еще позднее?» —
вот, это, конечно, Белла. А в том стихотворении, о России, там, может быть, что-то подсознательно перемешано.
Волков: Проскользнуло.
Евтушенко:
