Мы вводим эпинефрин, атропин, дофамин, физиологический раствор. Мы делаем все, что в наших силах. Грудь старушки похожа на подушку, которая проминается под каждым сжатием. Ритм меняется. Разряд. Еще разряд.
Я поворачиваюсь к дочери.
— Она не выживет.
— Не останавливайтесь! — дочь бросается вперед и тычет пальцем мне в лицо. — Я люблю ее.
Мне хочется спросить: «Неужели это любовь?» Но я не спрашиваю.
Мы продолжаем.
Разряд. Еще разряд. В воздухе запах электричества и чего-то неприятного.
Мы вводим новые препараты. Мы бьем пациентку током бесчисленное количество раз.
Пятнадцать минут я делаю все, что предписано протоколом. Я изо всех сил стараюсь заставить женщину прожить хоть немного дольше. И все мы надеемся, что смерть заберет ее, избавив от этого насилия.
Приезжает вторая дочь с документами.
Она отдергивает шторку и кричит нам:
— У нее отказ от реанимации! Она никогда этого не хотела! — она смотрит на свою сестру. — Вот! Вот ее подпись! Вот документы! У нее отказ от реанимации!
Мы не успеваем среагировать, когда первая сестра вырывает у второй документы и прячет их под свой серый свитер. Я не успеваю их увидеть.
Я в ловушке, и она знает это.
— Кто является опекуном?
— Я, — отвечают обе.
Они бросаются друг на друга, сходя с ума от ужаса. Они кричат. Они спорят и плачут.
Я смотрю на старушку. У нее произошло испражнение, и ноги ее испачканы калом. Запах мочи наполняет комнату. Эндотрахеальная трубка торчит изо рта, как огромный пластиковый язык. Грудь вдавлена. Живот напряжен. На руках кровь из катетеров. Я чувствую запах дефибриллятора.
Моя очередь делать массаж. Я меняю техника. Он весь вспотел. Я продолжаю массаж.
Сестры все еще спорят.
Реанимация продолжается. Я чувствую, что все мы оказались в каком-то чистилище, откуда нет выхода. Сестры кричат друг на друга. Я боюсь, что они начнут драться.
Массаж.
Ребра хрустят под моими руками. Мне становится плохо. Я не могу вспомнить, сколько ребер в грудной клетке, но, наверное, много.
Через пятнадцать минут все кончается.
Сестры приходят к согласию. Они вместе произносят волшебные слова:
— Прекратите реанимацию.
Мы останавливаемся.
На мониторе прямая линия.
Старушка умерла.
Первая дочь подходит к телу матери.
— Я люблю тебя, мама, — тихо произносит она.
Вторая дочь, не желая быть оттертой в сторону, бросается вперед и отталкивает сестру.
— Я люблю тебя, мама!
Она произносит самое последнее слово, самое последнее признание в любви.
Мне хочется, чтобы они замолчали и просто ушли. Я больше не вынесу столько любви в одной палате.
