Женщина снова сияет улыбкой.
На этот раз я не улыбаюсь в ответ. Я сажусь на стул между ними.
— У вашей мамы был инфаркт, — говорю я. — В ее крови повышенное содержание тропонина. Боль в груди связана с сердцем.
Дочь бледнеет. Палец начинает постукивать быстрее.
Я превращаюсь в настоящего врача.
— Обычно, когда у человека инфаркт, мы вводим инструмент, чтобы найти закупорку сосуда, а когда находим, устанавливаем стент. Иногда стент не работает, и приходится делать операцию на открытом сердце.
Я умолкаю, мои слова повисают в воздухе. Я надеюсь, что женщина меня поймет. Ее матери девяносто семь лет. Но женщина молчит. И я продолжаю.
— Как вы считаете, чего захочет ваша мать? Захочет ли она проходить такую процедуру? И операцию, если понадобится? В ее возрасте любые процедуры рискованны.
Дочь продолжает постукивать пальцем. Она, не мигая, смотрит на меня.
Я продолжаю.
— Другой вариант — положить ее в больницу, ухаживать за ней и проводить лекарственную терапию. Без болезненных и тяжелых процедур.
Дочь неожиданно хмурится, словно мои слова стали для нее пощечиной. Она только сейчас поняла, что я сказал.
— Если вы можете ей помочь, вы не должны лишать ее этого, — резко говорит она.
Женщина подходит к матери и садится рядом с ней, защитным жестом обнимая ее за плечи.
— Сделайте все.
Она смотрит на меня, словно бросая мне вызов, чтобы я предложил другой вариант.
Я сдаюсь.
— Я вызову кардиолога, — поднимаясь, говорю я. — Мы сделаем все, что сможем.
— Сделайте все, — повторяет она.
Я пытаюсь улыбнуться, но не могу.
— Мы сделаем. Вы являетесь ее опекуном?
Дочь не смотрит на меня. Вместе с матерью она вперилась в экран телевизора.
— Да, — отвечает она, не отрывая взгляда от Алекса.
— Извините, но у кардиолога будет еще один вопрос, — дочь смотрит на экран, избегая глядеть на меня. — Если произойдет остановка сердца, мы должны подключать ее к аппаратам, или у нее есть отказ от реанимации?
— Да, да… Я уже сказала вам, да! — голос ее становится громче. Правая рука лежит на поручне кровати, указательный палец отчаянно стучит. Зеленое кольцо бренчит по блестящей стали поручня. — Я хочу, чтобы вы позаботились о ней. Она заботилась обо мне. Я хочу, чтобы вы сделали для нее все возможное.
— Разумеется, — киваю я, словно это вполне разумно.
«Сизиф», — произносит Алекс, когда я выхожу. Через час я сижу за столом, заполняя документы. Рядом со мной пикает монитор телеметрии. Девять линий отражают сердцебиение девяти пациентов приемного покоя. Неровные линии тянутся в мою сторону. Я поднимаю глаза и вижу, что одна линия на мониторе становится плоской, а потом начинает судорожно дергаться, как лента на ветру. Экран загорается красным, раздается сигнал тревоги. И мгновенно шторка отдергивается. Я вижу дочь старушки. Она в панике.
