Мотю я нашел за клубом. Он стоял возле горящих, скомканных листов с рисунками и смотрел, как их пожирает пламя. По его щекам текли слезы.
— Что ты делаешь? — закричал я.
— Райком сказал — нельзя! — как всегда односложно ответил Мотя. — Директор сказал — спали!
Больше он ничего не сказал. Потом, когда листы превратились в пепел, он развел как обычно руками и сказал свою обычную фразу:
— Был художник. Нет художника.
И, повернувшись, пошел от пепелища. Я попытался пойти за ним. Но он остановил меня. И я остался стоять.
Через несколько дней его не стало. Он умер, как жил, молча. Пришел сам в поликлинику. Сел ждать врача. И умер в приемной.
После него не осталось ни одной картины. Был художник, нет художника…
