И еще накануне школы я выучила букву «Р». У нас в дошкольном отделении был логопед, она со мной занималась. Ее, кажется, звали Тамара. И меня страшно бесило, когда она совала свои пальцы мне в рот, чтобы что-то там поправить. Я не могла этого выносить, готова была ее укусить! В итоге сама выучила эту несчастную букву «Р» – «зарычала» всего за одну прогулку. Просто ходила вокруг нашей беседки на площадке и тренировалась, тренировалась. А потом подошла к воспитательнице с заявлением:
– Я к логопеду больше в жизни не пойду!
– Как это так? – не поняла она.
– Ррррррр, – старательно зарычала я на нее.
– Ааа, вон оно что, – мама Таня улыбнулась, – нет, все равно иди. Сейчас твое время.
Взбешенная, я топала через игровую комнату и холл к кабинету. Открыла дверь к этой тете Тамаре и выпалила фразу, которую репетировала всю дорогу:
– Я больше не буду к вам прррриходить!
Я так смогла. Проявила характер, заявила о своем желании вслух. Я выучила! Я сумела! Я победила.
В дошкольном отделении мы продолжали жить по строгому расписанию – как и в доме ребенка, как и во всех учреждениях на свете. Но все-таки там у меня было детство. Полтора года детства. Мама Таня и мама Оля ко всему относились легко – ну пролил и пролил, ну испачкал и испачкал, ну не доел и не доел. Это же дети.
Благодаря такому отношению к нам я верю, что ребенка гораздо лучше воспитывает доброта, чем жестокость. Этот важный пример остался со мной на всю жизнь. Только когда перестала бояться наказаний и побоев, я научилась играть, улыбаться и иногда даже смеяться. Научилась говорить вслух. И хотя у меня не было какой-то одной «любимой» воспитательницы, ни с кем из них не возникло близких отношений, все они стали мне дороги.
И вот настало первое сентября. Нас нарядили в дурацкие костюмы, девочкам прицепили на волосы белые банты. Из-за этого «украшения» я, и без того высокая, стала на две головы больше всех остальных. В первый класс вместе со мной поступили пятеро одногруппников: Ленка, Дима, Сережа, еще один Сережа. Мы были девяносто второго и девяносто третьего года рождения. И вот мы все пошли. Не было никакого прощания с воспитателями. Был только страх перед новой жизнью.
Огромный двор. Море детей – сто восемьдесят сирот. И все они старше, чем мы. Дошла моя очередь читать стихи, и только я открыла рот, как все засмеялись.
– Дылда, – раздался чей-то голос.
– Негр, – подхватил другой.
Смех нарастал, усиливался по кругу, и через мгновение смеялись уже все, даже взрослые. Я держалась изо всех сил – только потому, что большая, пришла в первый класс. Нечего реветь! Хотя всегда очень легко начинала лить слезы: они были защитной реакцией на все. Стоило, например, сказать мне: «Говори громче», и я уже реву. Учительница, которая стояла рядом с нами, не реагировала на происходящее. Она не смеялась вместе с остальными, но и не защищала меня: просто невозмутимо глядела перед собой. Еще до начала линейки мы успели ее рассмотреть – мне она показалась добренькой. И после торжественной части она отвела нас в класс. Рассадила.
