— Готовим к транспортировке. Мы считаем, что у него действительно хорошие шансы вернуться на работу.
— Черт! — Лукас протянулся к волосам и скривился.
— С ним все будет хорошо, майор. Селфридж позаботится об этом.
— Кто это?
— Лучший ожоговый врач на Кариниане. Хоттдога направят прямо к ней. Теперь давай поговорим о тебе.
— Я в порядке.
— Нет, это не так. Вопрос в том, где ты хочешь восстанавливаться?
— Не здесь.
— Хорошо, тогда мы отвезем тебя в твою каюту. Ты будешь под наблюдением из-за сотрясения мозга, также из-за этого тебе уменьшат дозу обезболивающего. Тебе будет некомфортно, и я уверена, ты стаешь очень раздражительным.
— Я не буду раздражительным, — сказал он так раздраженно, что Виктория подняла бровь.
— Хорошо, а мой рост шесть футов. В любом случае, мы возьмем кресло, отвезем тебя
в каюту и уложим в постель. Потом принесем ужин, ну, что-нибудь легкое. Вопросы есть?
— Нет. Теперь позволь мне рассказать, как это будет. Кто-нибудь принесет мне мою одежду? — крикнул он. — Сейчас я пойду на взлетную палубу, а когда сделаю все необходимое, вернусь в свою каюту и лягу спать! — к концу его речи все в медблоке съежились. Все, кроме Тори.
— О, правда? Бери, — она подобрала его испорченную одежду и швырнула в него. — Надевай, — Лукас молча смотрел на нее. — Давай. Посмотрим, как ты их наденешь, — девушка напряженно смотрела на майора. — Что? Не можешь сделать этого? — она сдернула покрывало с койки, открывая его ожоги.
— Прекрати! Что с тобой? — Лукас схватился за простыню и поморщился от боли.
— Со мной? Со мной?! Что с тобой происходит? У тебя ожоги второй степени, а ты слишком упрям, чтобы признаться, что тебе больно. И это не имеет ничего общего с шишкой на голове. Твоему телу нужно время для восстановления, майор, и ты дашь ему это время. Это значит, что на несколько дней ты заткнешься и будешь выполнять приказы. Или я настучу по твоей голове так, что у тебя будет настоящее сотрясение. Понятно? — все вокруг оцепенели. — Хорошо. Сейчас я найду тебе штаны, и неважно, что у тебя классная задница. Никто не хочет видеть ее блеск из-под больничного халата.
Лукас с открытым ртом смотрел, как она уходит. «Что это было? Откуда, черт возьми, это взялось? Ей только восемнадцать, ради всего святого! Когда она стала такой жесткой?» Разум вернул его к давнему событию, когда маленькая девочка стояла перед полным Советом, требуя внимания и заявляя о своем праве пострадавшей. Тори потребовала лишить Одрика свободы, а не жизни. Она хотела, чтобы тот прожил долгую, очень долгую жизнь. Она была сильной, сражаясь за свою семью и за свои убеждения.
