Фургон ехал все дальше. Позади над остатками самолета по-прежнему вздымалось пламя, теперь еще более яркое – солнце уже почти село, наступала ночь. Поездка продолжалась. Машину трясло – они явно ехали не по шоссе. Иногда, похоже, попадались проселки, в остальное же время фургон просто катил по бездорожью.
Хилари бодрствовала долгое время, мысли и опасения крутились в ее голове, не давая уснуть. Но в конце концов усталость взяла свое, и, несмотря на толчки и раскачивания машины, женщина уснула. Сон ее был беспокойным и прерывистым. Ямы и ухабы на дороге то и дело подкидывали фургон, заставляя ее пробуждаться. Пару мгновений после этого она в замешательстве осматривалась по сторонам, но потом снова возвращалась к реальности и некоторое время сидела, в страхе и смятении обдумывая ситуацию. Затем голова ее вновь начинала клониться вперед, и Хилари опять погружалась в сон.
II
Она пробудилась внезапно, когда фургон вдруг резко затормозил. Питерс осторожно потряс ее за плечо.
– Просыпайтесь, – сказал он. – Похоже, мы куда-то прибыли.
Все вышли из машины – похоже, остальные, как и Хилари, ощущали усталость в затекшем теле. Было по-прежнему темно. Судя по всему, их высадили возле какого-то дома, окруженного пальмами. Где-то вдалеке виднелось несколько тусклых огоньков – наверное, там была деревня. Человек с фонарем проводил их в дом. Это было марокканское жилище, и две хихикающие женщины из племени берберов сразу же с любопытством уставились на Хилари и миссис Келвин Бейкер. К монахине они не проявили ни малейшего интереса.
Трех путешественниц провели в маленькую комнату наверху. На полу лежали три матраса с грудами одеял, но никакой другой мебели не было.
– Ох, я просто вся закостенела, – пожаловалась миссис Бейкер. – От такой долгой и неудобной поездки могут начаться судороги.
– Неудобства не имеют значения, – отозвалась монахиня.
Она говорила с жесткой, безапелляционной убежденностью. Хилари отметила, что ее английский был правильным и беглым, но с ужасным акцентом.
– Вы хорошо вжились в роль, мисс Нидхайм, – заметила американка. – Я так и вижу вас в монастыре, коленопреклоненной на холодных камнях в четыре часа утра.
Мисс Нидхайм презрительно улыбнулась.
– Христианство оглупляет женщин, – заявила она. – Такое преклонение перед слабостью, такое жалкое унижение!.. Язычницы были сильными, они торжествовали и покоряли! А ради торжества над кем-либо можно вытерпеть любые неудобства, и нет слишком высокой цены.
