В прихожей послышался разговор, дверь открылась, и в комнату вошла Дженнифер Гарднер.
– Я Эмили Трефусис, – сказала Эмили. – Та самая, что обручена с Джимом Пирсоном.
– Значит, вы Эмили? – сказала миссис Гарднер, протягивая руку. – Ну и сюрприз!
И вдруг Эмили почувствовала себя беспомощной и маленькой, совсем маленькой девочкой, которая совершает какую-то глупость. Необыкновенный человек тетя Дженнифер. Характер это, вот что. Характера тети Дженнифер хватило бы на двух и три четверти человека вместо одного.
– Вы пили чай, дорогая? Нет? Тогда попьем сейчас. Только минутку, я должна сначала пойти наверх, заглянуть к Роберту.
Странное выражение промелькнуло на ее лице, когда она произнесла имя мужа. Словно луч света скользнул по темной водной зыби. И глубокий красивый голос смягчился.
«Она боготворит его, – подумала Эмили, оставшись одна в гостиной. – И все равно в ней есть что-то пугающее. И по душе ли дядюшке Роберту такое обожание?»
Когда Дженнифер Гарднер вернулась и сняла шляпу, Эмили восхитилась ее гладкими, зачесанными от лба назад волосами.
– Вы пришли поговорить о делах, Эмили? Если нет, я вас очень понимаю.
– Не слишком-то много проку от их обсуждения, не так ли?
– Нам остается лишь надеяться, что они найдут настоящего убийцу, – сказала миссис Гарднер. – Будьте добры, Эмили, позвоните. Я пошлю сиделке чаю. Не хочу, чтобы она тут болтала. Терпеть не могу больничных сиделок.
– Она хоть хорошая?
– Наверное. Во всяком случае, Роберт считает, что да. Мне она совсем не нравится и всегда не нравилась. Но Роберт говорит – гораздо лучше тех, что были раньше.
– Она и выглядит неплохо, – сказала Эмили.
– Глупости. Это с ее-то лапищами?
Эмили посмотрела, как длинные белые пальцы тети касаются молочника, щипчиков для сахара.
Вошла Беатрис, взяла чашку чаю, тарелку с печеньем и вышла.
– Роберт очень расстроен всем этим, – сказала миссис Гарднер. – Он вводит себя в такие странные состояния. Думаю, это все проявление болезни.
– Он не был близко знаком с капитаном Тревильяном?
Дженнифер Гарднер покачала головой.
– Он не знал его и не испытывал к нему интереса. Честно говоря, я и сама не могу особенно глубоко скорбеть по поводу его кончины. Он был жестоким, скупым человеком. Ему было известно, как нам тяжело. Бедность! Он знал, что, ссуди он нас вовремя деньгами, и Роберту стало бы доступно специальное лечение, которое могло поправить дело. Ну вот ему и воздалось.
Говорила она глухим, мрачным голосом. «До чего странная женщина, – подумала Эмили. – Красивая и жуткая, словно из какой-то греческой трагедии».
