Пираньи Неаполя | страница 5



, написанным на стене. С фасада обычного дома он смотрит на входящих. Его глаза, все понимающие, напоминают тебе, что никогда не бывает поздно воспрянуть духом, что разрушение, как лаву, можно остановить.

Форчелла – это история отъездов и возвращений. В новые города из старых и потом из новых городов, которые становятся старыми. Из суетливых, шумных городов, построенных из вулканического туфа и пиперно. Камень, из которого воздвигнуты все стены, вымощены все дороги, изменил все, даже людей, что с незапамятных времен этот материал обрабатывают. Или, лучше сказать, возделывают. Потому что так говорят: возделывать пиперно, будто это виноградник. Камень добывать все сложнее, ведь возделывать пиперно – значит расходовать его запасы. В Форчелле и камни живые, они тоже дышат.

Дома теснятся, балконы целуются в Форчелле. Страстно целуются. Даже если между ними пролегла дорога. И если их не связывают бельевые веревки, их удерживают сплетающиеся голоса, будничная перекличка, словно между ними не асфальт, а река, через которую перекинуты невидимые мосты.

Всякий раз, когда Николас проезжал мимо Колонн Форчеллы[5], ему становилось весело. Он вспоминал, как два года назад, хоть и казалось, что давным-давно, они вынесли огромную елку из галереи Умберто I и притащили ее сюда прямо со сверкающими шарами, которые, конечно, сверкали уже не так ярко, потому что не было электричества. Там ее и увидела Летиция. Она вышла из дома утром в канун Рождества и, завернув за угол, заметила еловую верхушку – как в сказках, когда вечером брошено зерно, а на рассвете раз – и выросло дерево, упирающееся кроной в небо. В тот день она его поцеловала.

За елкой ходили ночью всей группой. Дождались, пока родители лягут спать, и ушли из дома. Все вместе, десять человек, с невероятным усилием взвалили ее на свои щуплые плечи, стараясь не шуметь, ругались вполголоса. Потом привязали елку к мопедам: Николас и Бриато, Чёговорю и Зубик спереди, остальные сзади поддерживали ствол. В тот день был жуткий ливень, потоки воды изрыгались из канализационных стоков, стояли на дороге болотом, по которому оказалось не так-то легко проехать на мопедах. Мопеды катили, шагая рядом и держа за руль, сесть на них верхом не позволял возраст, но, по их словам, они и так все умели и водили даже лучше, чем взрослые. Однако ехать по этой толще воды было нелегко. Они часто останавливались перевести дыхание и поправить веревки, и в итоге все получилось. Елку поставили у Колонн – среди домов, среди людей. Там, где ей место. К вечеру приехали полицейские и забрали ее, но это уже мало кого волновало. Дело было сделано.