Круг. Альманах артели писателей, книга 5 | страница 33
И — откинулась; и, поднося папироску к губам, затянулась, закрыв с наслаждением глазки.
— Я верно поэтому вас приютила: такой вы бездомный.
Сидела с открывшимся ротиком:
— Вы и приходите — точно собачка: привыкли.
Откинула прядку волос; и — добавила:
— Нет, у русалки моей вы бываете, — не у меня.
Прикоснулася ручка (была холодна, как ледок).
— Мы с русалкой моей говорили про вас.
Померцала глазами — на Митю.
Казалось, что там соблеснулися звезды — в Плеяды; Плеяды — вы помните? Летом поднимутся в небе; и поздно: пора уже спать.
Поднялась атмосфера мандровской квартиры; ведь вот — говорили же:
— Дом с атмосферой.
В гостиной опять зазвонили ключами; ключи приближались: звонили у самой портьеры: казалось, — просунется очень подпухшей щекою мадам Вулеву; но ключи удалялись; ключи удалились.
— Несносно.
Лизаша головку просунула в складки:
— Ушла.
Атмосфера потухла: ничто не сияло.
И слушали молча, как там ветерок разбежался по крыше: Лизаша тонула в глазах, — своих собственных; в пепельницу пепелушка упала: глазок прояснел:
— Ну и — дальше?
Зачмокало:
— Переэкзаменовка, опять-таки, — в августе этом была: ну, — я скрыл.
— Ай-ай-ай!
— Вы, Лизаша, простите, что — так говорю; мне вы, знаете, хочется высказать вам наконец, — искал слов, — то и се, а с отцом говорить: сами видите; мать же — бог с нею… Надежда, сестра, — и зафыркал: — Надежда…
Потупился: странно, что Надю, сестру, он считал недалекою; дураковато стоял перед нею; такой дурноглазый; и — силился высказать; нет: рот дрожал, губы шлепали: чмокало, чавкало.
Тщетно!
Карета подъехала.
С козел мехастый лакей соскочил, поправляя одною рукою цилиндрик; другой — открыл дверце.
И тотчас слетела почти к нему в руки, развивши по ветру манто, завитая блондинка (сквозная вуалечка); губки — роскошество; грудь — совершенство; рукой придержав в ветер рвущуюся, легкосвистную юбку, прохожим она показала чулочки фейль-морт, бледнорозовый край нижней юбки, вспененный каскадами кружев.
И скрылась в подъезде под желтым бордюром баранов, у бронзовой, монументальной доски, где яснело:
«Контора Мандро».
Доложили:
— Мадам Миндалянская: просит принять.
Эдуард Эдуардович стал выпроваживать; Грибиков же, зажавши картузик, пошел дерганогом, столкнувшись у двери — с мадам Миндалянской.
Вошла.
Самокрылою прядью с нее отвевалось манто; складки шелка дробились о тело; огромная шляпа подносом свевала огромные перья; прическа — куртиночка; вся — толстотушка; наполнилась комната опопонаксами: