— Я не цыпленок! — крикнула она с такой злобой, что Брейден поразился.
— Прошу прощения? — произнес он недоуменно.
Девушка бросила на землю заплечный мешок, нагнулась, чтобы взглянуть на свои коленки, а затем начала натягивать на них край своего пледа.
— Ты же знаешь, у меня шесть братьев. А значит, мне без надобности, чтобы такие, как ты, указывали на все недостатки моей фигуры. И что бы ни твердили мне Иэн, Джейми и Дункан, пока мы вместе росли, у меня вовсе не ноги костлявого полудохлого цыпленка!
Брейден изо всех сил старался не рассмеяться, но ничего не смог с собой поделать. Мэгги резко дергала плед так, словно ощипывала курицу. И даже ее манера говорить короткими сердитыми фразами напомнила ему куриное кудахтанье.
Однако разгневанный взгляд, который она, выпрямившись, метнула в собеседника, обуздал его смех.
По крайне мере до того момента, пока Макаллистер не совершил роковую ошибку, взглянув на обувку Мэгги. И хотя Брейден изо всех сил старался не замечать, что эти поношенные коричневые башмаки и в самом деле безобразны, в его ушах прозвучали слова Еноса:
«Сжечь эту ведьму вместе с ее уродливыми башмаками!»
Горец задержал дыхание, но кипевший в нем смех не оставил ему выбора: либо рассмеяться, либо задохнуться.
Запрокинув голову, он дал волю своему веселью.
Мэгги сжала кулаки и сердито посмотрела на него.
— Радуйся, что я женщина, Брейден Макаллистер, а не то я подняла бы на тебя меч прямо сейчас.
И, возможно, она даже одержала бы над ним верх, особенно в этих уродливых башмаках.
Эта мысль вызвала еще более сильный приступ смеха.
— Ах ты, скотина! — воскликнула Мэгги, и тут же что-то мокрое шлепнуло Брейдена по макушке.
— Что за…? — он стянул это с головы и увидел, что держит в руке кусок влажной ткани.
— Скажи спасибо, что в моем мешке не нашлось ничего потяжелее, иначе я огрела бы тебя не тряпкой!
— Лишь бы только не твоими башмаками, — выдавил горец, давясь очередной волной смеха. — Я смог бы выдержать все, что угодно, кроме них.
— Мои башмаки? — удивилась Мэгги, чувствуя, как замешательство пересиливает в ней гнев.
Брейден прочистил горло, пытаясь сдержать вспышку веселья, и произнес:
— Я смеялся вовсе не над твоими ногами, цветочек, а над словами Еноса.
Ее глаза исполнились подозрительности:
— Клянешься?
— Клянусь моей полностью нераскаявшейся душой! Не будь я уверен, что ты найдешь для удара что-нибудь потяжелее этой тряпки, с удовольствием показал бы тебе, насколько, по-моему, твои ноги не похожи на цыплячьи.
