Размышляя об этом, Брейден добрался до церкви и вошел в небольшой ее придел(33) в поисках своих братьев. В эту минуту он мог поклясться, что чувствует, как закипает его кровь. Каждый нерв горца был туго натянут. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы не хлопнуть дверью, загремев ее петлями.
Лучи заходящего солнца просачивались в помещение придела через два больших витража, изображавших рождение и смерть Христа.
Старый каменный пол, ведущий вглубь, к задней части церкви, пестрел мириадами разноцветных пятен.
Слева от нефа стоял железный канделябр. Здесь горец и увидел своих братьев, увлеченных работой: Син держал лестницу, пока Юан, стоя на предпоследней ее перекладине, чинил потолок.
Брейден направился к ним и вкратце пересказал последние поразительные новости.
— Ты не шутишь? — недоверчиво спросил Син, когда повествование было окончено.
Юан спустился с лестницы:
— Что значит «они захватили Лахлана»?
— То, что я сказал, — ответил Брейден. — Уйдя сегодня отсюда, Фергус отправился по домам, собирая мужчин и наущая их. Когда брат вернулся в замок, они схватили его.
— Вот ублюдки! — прорычал Юан. — Дай мне меч, и я…
— И ты что? — прервал его Син. — Всем им пустишь кровь? Я понимаю, что ты немного крупнее, чем средний мужчина, но нас всего трое против… скольких?
Он повернулся к Брейдену.
— В зале сейчас человек сорок, — ответил тот.
Син покачал головой:
— Слишком много, чтобы драться с ними.
— Англичанишка, — презрительно сплюнул Юан.
Прежде чем Брейден успел даже моргнуть, Син сгреб Юана за воротник и дернул его голову на себя так, что взгляды их перехлестнулись.
— Никогда больше не оскорбляй меня, брат, — произнес он тихим голосом, в котором звучал адский гнев. — Ты забыл, кто из нас был изгнан из Шотландии и предан в руки наших врагов. И пока твою лилейную задницу холили любящая тебя мать и обожающий тебя отец, я боролся за свою жизнь. Если желаешь на своей шкуре узнать, чему я научился, тогда хватай свой драгоценный меч и встретимся снаружи.
Зловещий взгляд черных глаз Сина, сверлящий лицо Юана, мог заставить любого мужчину намочить штаны от страха.
И сейчас в глазах гиганта первый раз в своей жизни Брейден увидел нерешительность.
Уже сытый по горло перебранками и стычками, он рыкнул на Сина, с трудом оторвал его руку от ворота рубашки Юана и шагнул между братьями:
— Иисус, Мария и Иосиф! Да остался ли хоть один человек в этом городе, который может протянуть больше секунды, прежде чем страсти не возьмут у него верх над разумом? Оставь его в покое, Син! Или, клянусь, в том настроении, в котором я сейчас пребываю, я сорву твою башку с плеч и сделаю из нее скамейку для ног!
