— Но мы не поспеем вовремя, — возразил ему другой, в военной форме. В разговоре он вел себя более уверенно, и Мартинято сделал вывод, что это политрук. — Нам нужно доставить спецгруз в определенное время, и вы это знаете. — Юрий Юрьевич заметил, что на суровом лице командира не дрогнул ни один мускул.
— Вот именно, доставить, а не потерять, — заявил он и смело взглянул в глаза собеседнику: — Если мы поедем по трассе, нам грозит гибель. Подумайте. Неужели так трудно просчитать ситуацию?
— И все же я настаиваю… — Директор видел, что тот, которого он считал политруком, упрямится больше для проформы, и удивился. Когда над твоей головой летают вражеские самолеты и бьют точно в цель, а ты ничем не можешь им ответить, — какие уж тут могут быть амбиции! На его счастье, здравый смысл политрука взял верх. Было решено отправляться, когда стемнеет, а до этого, придав грузовикам заброшенный вид (пусть немцы думают, что они разбомбили колонну и спаслись единицы), спрятаться в реденьком лесу. Но даже этот лесок предоставлял хоть какое-то, но укрытие.
Чернявый шофер помог директору забросать чемодан сухими листьями возле могучего дуба, дававшего временное убежище.
— На всякий случай, — пояснил Ворон, и Мартинято решил, что водитель прав. Если то, о чем сказал мичман Сергеич, правда, фашисты имели полное представление, куда направляется чемодан, а значит, могли предпринять попытку завладеть им.
Разумеется, для них это сопрягалось с определенными трудностями, ведь, по слухам, нацисты еще не вошли в Керчь, однако, по тем же слухам, десятки диверсионных групп бродили по окрестностям, а значит, их могли атаковать в любую минуту. Эти мысли не улучшали настроения, и Мартинято, опустившись на ковер из сухих влажных листьев, большая половина которых была прошлогодней и уже гнила, в отчаянии прислонился к шершавому, в шишках, стволу дуба.
— Не боись, прорвемся. — Шофер достал из походной сумки болотного цвета банку тушенки и полбуханки черного хлеба. — Подкрепимся, командир? Кстати, как тебя кличут? Несколько дней знакомы, а имен друг друга не ведаем.
— Юрий, — отозвался Мартинято, закрыв глаза.
Есть ему не хотелось, сама мысль о еде вызывала тошноту. От тяжелых дум раскалывалась голова, острая боль отдавала в виски, перед глазами плыли красные круги.
«Опять мигрень, как некстати», — подумал он и поморщился.
Проклятая болезнь, именно болезнь, хотя многие ее таковой не считали, начинаясь внезапно, парализовывала болью, порой вызывая неукротимую рвоту, и жена прикладывала ко лбу примочки с уксусом, которые не помогали.
