, только и снает, что мордобоем санимается! Ну, погоди у меня! Я тебе покажу «любимый тефушка», я тебе показу «шесть»! Я тебя, сфолочь, скною на гауптфахте! — а затем по-немецки: — Паршивая свинья! На кого он похож! На кого он похож, черт его побери! Позволил какому-то штатскому разукрасить себя как… как… — и снова по-чешски: — Ну, погоди, негодяй! Я тебе садам, мерсафец! Я тебе садам! Погоди у меня!
Капитан делает шаг вправо и оказывается лицом к лицу с Хомяком.
Хомяк молчит.
— Ну? будешь гофорить?
— Геркаптан, ихме… ихме…
Пан капитан подбоченивается, усмехается и взглядом приглашает поручика полюбоваться на это зрелище.
— Ну, молетец, молетец… отличилься…
— Гератман, гератман, ихме… ихме…
— Ну, дальше, дальше, воль! — понукает Хомяка капитан, — снаешь, что есть воль?
Хомяк не понимает. Он в ужасе.
— Снаешь, нет? — пан капитан приставляет ладони к вискам и изображает рога. — Это, который делает: муу-у!
— Гератман, ихмеле… — пытается Хомяк хоть как-нибудь загладить свой промах, но у него ничего не выходит, и он стоит красный, как рак, и едва не плачет.
Пан капитан смотрит на него и наслаждается. Наслаждается и пан поручик.
— Потшему этот больван не снает рапорт? — оборачивается капитан к поручику.
— Я приказал капралу Граздере научить его.
— Капрал Граздера! — гремит по коридору.
Капрал выбегает из дверей, летит по коридору и вытягивается в струнку перед командиром роты.
— Вы получили от герр лейтенанта Befehl[26] наутшить Хомяка гофорить: dass ich zum Rapport befohlen bin?
— Осмелюсь доложить, так точно, но…
— Я посашу вас! — орет капитан.
— Осмелюсь…
— Abtreten![27]
Капрал щелкает каблуками, прикладывает руку к козырьку и согласно приказанию уходит.
Следующим в шеренге стоит Кадержабек, который во время описания лунной идиллии безнравственно хихикал. За ним — Прашек, который сказал Хомяку, что родина — это чехи. На них пан капитан взглядывает мельком.
— Командуйте «разойдись». А этот пусть останется, — говорит он поручику, кивая на Прашека.
— Рядовой Прашек, остаться! Остальные — разойдись!
Четырнадцать ладоней звонко ударяют по прикладам, стены отвечают эхом. Двадцать восемь кованых сапог топают по каменным плитам. Солдаты скрываются в помещениях, и в коридоре остаются только бледный Прашек, капитан да поручик. Пан капитан вытягивается перед солдатом во весь рост, закладывает руки за спину и ледяным взором ощупывает его с головы до пят.
— М-м… Так это и есть тот самый пан, который пришель в моя рота делать политический пропаганда? Ну?!
