Собравшиеся разбились на множество кружков и «тусовок» и о чем-то тихо шушукались, каждый о своем.
Мы с ребятами немного подвыпили, но говорить не хотелось.
Внезапно кто-то тронул меня за локоть. Я обернулся и увидел плотно сбитого, мускулистого мужчину «в штатском». Черный костюм явно был ему тесен, мешая его широким, «прокачанным» плечам развернуться во всю ширь, сковывая его движения.
— Кирилл Андреевич, если не ошибаюсь?
— Да, я…
— Вам удобно будет сейчас со мной поговорить, буквально пару минут, не больше.
— А в чем дело?
— Дело в том, что вы были одним из тех, с кем за пару дней до смерти общался гражданин Ершов.
— Вы из полиции?
— Да, моя фамилия Николаев, но вообще хотел бы обойтись без формальностей, по крайней мере, здесь, — как и все, он говорил полушепотом. — Вот моя визитка — это приглашение побеседовать завтра…
Я не дослушал его и перебил. В самом деле, мне и без того было весьма неуютно находиться здесь, как и на кладбище, среди совершенно чужих и чуждых мне людей, так что я рад был ухватиться за эту возможность и по-настоящему пообщаться о покойном, пусть даже и с полицейским. Тем более, что это позволило бы мне получить ответы на волнующие меня вопросы.
— Давайте лучше сегодня, сейчас, мне все равно, по правде говоря, нечем заняться.
— Понимаю, — кивнул он и его цепкие, холодные, неприятные глаза как-то потеплели. — Давайте присядем тогда вот за тот столик, в углу, чтобы не привлекать излишнего внимания.
4.
— Не буду от вас скрывать, Кирилл Андреевич, мы вскрыли электронный ящик покойного, как и его мобильный телефон. Мы в курсе того, с кем и о чем общался Ершов… Алексей. Сами понимаете, дело щекотливое, «сверху» давят побыстрее раскрыть его, чтобы не было резонанса. Замешаны влиятельные лица.
— В Кремле?
— И там тоже, — уклончиво и как-то торопливо сказал Николаев — лицо его я до сих пор не могу припомнить, настолько оно было незапоминающимся, слишком «обычным», что и поныне наводит меня на мысль, что он был не из полиции, а из более важных «органов». Тогда я даже не попросил предъявить его удостоверение, хотя имел на это право, а теперь жалею.
— Ну, ближе к делу, — также торопливо проговорил он. — Вам ничего не показалось странным в последнее время в поведении Алексея?
— Показалось, — согласился я и изложил ему наш последний разговор с покойным.
Глаза Николаева как-то странно блеснули, взгляд стал острее, жестче, неприятнее.
— Значит, ночной звонок, просьба о встрече, рисунок, «информатор»… — задумчиво проговорил он, не сводя с меня гипнотизирующего холодного взгляда бесцветных глаз-ледышек.
