— И ничего не нашли? — спросил я.
— Ничего, — как кукла бездушно кивнула она седой как лунь головой.
— Послушайте, дорогая Мария Александровна, но ведь хоть Вы что-то должны знать, чем занимался в последние дни Леша, куда ходил, с кем встречался? Мы должны отыскать его убийцу и остановить его пока не поздно! От его рук могут погибнуть другие невинные люди! — я попытался говорить максимально убедительно, но слова получались бесцветными, пустыми, лишенными жизни.
Я с ужасом поймал себя на том, что дальнейший ход расследования стал мне почти безразличен. Осталась шарада, загадка, но и она отступила куда-то в тень, в темные углы моего сознания. Если я и предпринимал какие-то «телодвижения», то только как повод вновь встретится с таинственной Дианой. Расследование — вот единственная ценность, которую я для неё мог представлять.
— Да, да, убийцу, — эхом, также безжизненно откликнулась она.
— Так с кем Леша встречался в последнюю неделю перед смертью?
При слове «смерть» её глаза вдруг загорелись каким-то нездоровым огнем, она вся съежилась, подобралась, высохшие пальцы её изогнулись, словно у дикой кошки, показавшей когти, на губах зазмеилась злобная, жестокая ухмылка.
— А я говорила ему, дураку, какого черта водишься с ней?! Какого черта! А он сомлел как овечка, «я без неё не могу, мам, не могу и все». Сопляк! Родную мать бросил ради очередной шлюхи! Ах, выцарапала бы я ей зенки её бесстыжие вот этими вот руками! — она угрожающе протянула ко мне длинные как когти, давно не стриженые ногти. — Попадись она мне, чертова шалава, я ей не то ещё покажу! Я ей всю… — дальше пошел такой поток отборной, страшной ругани, которую она буквально выплевывала из глотки хриплым, каркающим, неожиданно грубым голосом, что у меня даже волосы на голове зашевелились. Я вскочил как ошпаренный и инстинктивно отошел поближе к двери — бешеная старуха внушала мне настоящий ужас.
Боже мой, только теперь мне открылось, до какой степени низости может пасть человек от своей безумной, эгоистической любви к отпрыску (а, как известно, от любви до ненависти — один шаг!). Ещё недавно тихая интеллигентная женщина ругалась как уголовник, бешено размахивала руками, глаза её светились поистине сатанинской ненавистью.
Она вскочила с софы и как пантера в клетке, мерила комнату, словно ища выход нерастраченной дьявольской энергии.
Я уж подумал было ретироваться до лучших времен, как часы пробили девять. Их равномерный, размеренный гул словно запустил какой-то механизм в старухе и та, как механическая кукла, у которой кончился завод, мгновенно успокоилась и села опять на софу. Взгляд её невыразительных глаз потускнел, она вновь уставилась в пустоту.
