— Вам, по всей вероятности, ничего не известно о личности предполагаемого врага мистера Рэтчетта?
— Ну, как он выглядит, я знал. Мистер Рэтчетт мне его описал.
— Что? — спросили все в один голос.
— По описанию старика, это мужчина небольшого роста, — продолжал Хардман, — темноволосый, с писклявым голосом. И еще старик сказал, что вряд ли этот парень нападет на него в первую ночь пути. Скорее на вторую или на третью.
— Значит, кое-что он все-таки знал, — сказал мсье Бук.
— Во всяком случае, он знал куда больше, чем сообщил своему секретарю. — Пуаро задумался. — А он вам что-нибудь рассказал об этом человеке? Не говорил, к примеру, почему тот угрожал его жизни?
— Нет, об этом он умалчивал. Сказал просто, что этот парень гоняется за ним — хочет во что бы то ни стало его прикончить.
— Мужчина невысокого роста, темноволосый, с писклявым голосом, — задумчиво повторил Пуаро, направив пытливый взгляд на Хардмана. — Вы, конечно, знали, кто он был на самом деле?
— Кто, мистер?
— Рэтчетт. Вы его узнали?
— Не понимаю.
— Рэтчетт — это Кассетти, убийца ребенка Армстронгов.
Мистер Хардман присвистнул:
— Ну и ну! Вы меня ошарашили! Нет, я его не узнал. Я был на Западе, когда шел процесс. Его фотографии в газетах я, конечно, видел, но на них и родную мать не узнаешь. Не сомневаюсь, что многие хотели бы разделаться с Кассетти.
— А вы не знаете никого, имеющего отношение к делу Армстронгов, кто отвечал бы этому описанию — невысокого роста, темноволосый, с писклявым голосом?
Хардман думал минуты две.
— Трудно сказать. Ведь почти все, кто имел отношение к этому делу, умерли.
— Помните, в газетах писали о девушке, которая выбросилась из окна?
— Ага. Тут вы попали в точку. Она была иностранка. Так что, может, у нее и были родственники итальяшки. Но не забывайте, что за Рэтчеттом числились и другие дела, кроме ребенка Армстронгов. Он довольно долго занимался похищением детей. Так что не стоит сосредоточиваться на одном этом деле.
— У нас есть основания полагать, что это преступление связано с делом Армстронгов.
Мистер Хардман вопросительно прищурил глаз. Пуаро промолчал. Американец покачал головой.
— Нет, я ничего такого не припоминаю, — не сразу сказал он. — Но учтите: я не принимал участия в этом деле и мало что о нем знаю.
— Что ж, продолжайте, мистер Хардман.
— Мне, собственно, нечего рассказывать. Я высыпался днем, а ночью караулил. В первую ночь ничего подозрительного не произошло. Прошлой ночью тоже — так, по крайней мере, мне казалось. Я оставил дверь приоткрытой и держал коридор под наблюдением. Никто чужой не проходил мимо.
