* * *
На следующий день, в Маринкиных шмотках, маминой панамке и темных очках, я ввалилась к Тотошке в окно.
– Пошли до рельсам. Поговорить надо.
По дороге к нашему тоннелю, идя по шпалам мелкими шажками, я рассказывала другу обо всем ― об антифа, припершихся к панкам, о Дуче, который меня ищет, о бонах и доберманах. Я протянула Тотошке смятый лист ― мой фоторобот, содранный со столба на автовокзале.
– Я б не узнал, честно. Совсем не похоже. ― Тотошка вернул мне листок.
Потом я рассказала о том, как Маринка привела меня к панкам и на месте их тусовки я столкнулась с Быком. Моя история закончилась тем, как Бык проводил меня домой.
– Он клеит тебя! ― возмутился Тотошка.
– Уж лучше так, чем гоняться за мной с криками «Убью, совиный выродок!».
Тотошка сердито запыхтел себе под нос.
Уровень воды в тоннеле снизился: ее было по колено. Из Тошкиного рюкзака я достала баллон с красной краской, который мы всегда брали с собой, мало ли что придумаем. Я сняла обувь и полезла в тоннель, Тотошка ― следом. Я подошла к надписи «Сова + Тотошка = 100 % дружба», немного подумав, зачеркнула 100 и написала сверху 70.
– Эй, за что? ― возмутился друг.
– За то, что кинул меня тогда с Быком. За то, что боны охотятся на меня, а не на тебя. В общем, за то, что все дерьмо этого мира льется почему-то на меня, а не на тебя. На тебя же, лохматая сволочь, всегда льется дождь из одних ромашек и леденцов.
– Но я ж не виноват!
– Мне по фиг. Живи теперь со своими семьюдесятью процентами.
Я села на корточки, пошарила в воде и вытащила биту. Бордовые пятна въелись намертво, так и не отмылись. Проволока заржавела и стала ярко-рыжей.
– Надо закопать ее, ― сказала я.
Мы зарыли биту под елкой перед тоннелем.
– Куда ты сегодня, опять к ним? ― ревниво спросил Тотошка по дороге назад.
– Ага. В городе нам не надо вместе появляться. Да и с панками мне чуть спокойнее, чем одной или когда мы вдвоем. Их много. Скины в Днице почти вымерли, Дуче их сильно прессовал, так что панков сейчас никто и не трогает.
– Не понимаю, как ты с ними тусуешься, они же тупые.
– Зато с ними безопасно. А ты чего будешь делать?
– На «собаку» пойду, кататься.
На том мы и расстались.
* * *
Закопченные стены, грязь. На улице зарядил косой ливень, и вся наша тусовка перебежала с любимой остановки в подъезд. Пашка на подоконнике играл на гитаре, я ему подпевала. У меня в руках были банка пива и спички, которыми я баловалась, оставляя на штукатурке черные горелые кружки. Пролетом выше на подоконнике сидела Маринка со своим парнем Ваней. Если бы Пашка перестал играть, мы бы услышали, как они там целуются, а может, уже и не только.
