Ушлой повезло больше, чем Хромому, когда-то заплатившему за знание коварного запаха лапой. Но прежде удачу пришлось выстрадать.
В тот миг, когда хриплый жалобный стон вырвался из ее глотки и был услышан стаей, между шеей и петлей влез прочный сук, прижав голову волчицы к земле, перемешанной со снегом. Горький мох и мелкие камни набились под язык, захрустели на зубах. Ушлая рванулась всем телом, вырвав из земли сук, и петля ослабла. Волчица упала на спину в середину вытоптанного круга, стала выцарапывать когтями сук. Петля ослабла сильней, уже не мешала дыханию.
Ушлая вновь закрутилась, выворачивая пряди троса, петля снова сжала горло, и вдруг волчица оказалась за пределами черной взрытой земли, на чистом, чуть запятнанном следами снегу. Она сделала осторожный шаг, другой, отходя от коварного куста. Тот не удерживал ее, хотя горло было хлестко передавлено.
Ушлая сделала огромный скачок, упала на спину и стала выцарапывать петлю с шеи. Петля опять ослабла. Волчица пулей пронеслась по поляне, далеко обходя кусты. Снег веером летел из-под лап.
Вскоре она вернулась на лежки. Раз, другой, третий прыгнула, вгрызаясь в висящую тушу. Куснула за загривок Рваную Ноздрю и заняла лежку рядом с ним. Волк принял трепку как должную, поднял голову, облизывая подруге морду. Дремала стая, переваривая съеденное мясо.
Охотник без ружья шел вдоль волчьего следа. В руках у него была увесистая дубинка. Он пересек поляну и остановился перед лесом, поглядывая на могучие ели с проседью снега в косматых лапах хвои, на черные пряди тонких ветвей, гривой свисающие с берез, на поникший колючий кустарник между ними. Туда, уверенной тропой хозяина, уходил след стаи.
Охотник вынул нож из-за пояса, сунул его за голенище и вошел в лес, как тать в чужой, неприбранный после пира дом. Он увидел взрытую, вытоптанную землю, погрызенные ветки. Шаги его стали осторожней — зверь мог спрятаться и затаиться. Но висящий на комле обрывок стального троса безмолвно рассказал и о роковой волчьей ошибке, об отчаянии, и о счастье освобождения. Аккуратные вытаявшие лежки еще хранили дикий дух.
«Надо было возле петли поставить капкан» — подумал охотник. Но досада на промысловую промашку быстро прошла. Он улыбнулся, сопереживая счастье освобождения, все то, о чем говорили следы.
Прошло отчуждение, которое пролегло между ним и лесом, когда входил звериным следом. Ухнул, соскользнув с лап ели, снежный ком, застрекотала сорока, застучал дятел. Лес жил своей обыденной жизнью, не обращая внимания на человека, или принимая его за своего. Осмотрев и поправив другие петли, он ушел, оставляя глубокие, большие отпечатки следа.
