Бородатый навострил уши, подскочил, подхватив табуретку, стал услужливо подсовывать старику под колени, приговаривая:
— Ну, дед… Если не нагрел — уважим! А то замолол про курганы… Их тыщу лет назад ошмонали…
Аксакал опять повернулся ко мне, и я с готовностью перевел:
— Им не нужны курганы. Он говорит, что в них ничего нет, много лет назад все забрали.
Старик держал в руке железную полосу вместо посоха. Отметки ржавчины висели на ней, как остатки ворса на вышарканной шкуре. Верхняя часть ее была крест-накрест обтянута куском тонкой кожи. Старик одним движением сорвал ее и обнажил рукоять, блеснувшую золотом и дорогими камнями. Орангутанг облизнул губы, сглотнул слюну, но гость уже замотал рукоять той же кожей, толкнул дверь и вышел. Бородатый на коротких обезьяньих ногах скакнул за ним:
— Дед, покаж еще!
Его лицо мне сильно не понравилось и я вышел следом.
— Дед, два бутилка арак?! — коверкая слова, Орангутанг протянул руки к посоху: — Дед, три бутилка… Покажи! Ну, покаж, говорю! — Воровато оглянулся, меня в расчет не взял. Старик резко отдернул посох и ткнул им «археолога» в лоб. Тот качнулся, схватившись за лицо, повел ошалевшими глазами и нехорошо усмехнулся. Я знал, что будет дальше и, не дожидаясь, ударил сбоку.
— Перекупил старика, падла! — со слезой визгнул бородатый.
Я шагнул за аксакалом и покосился на «археолога», ожидая нового броска.
— Мне помогаешь, это хорошо! — пробормотал старик.
На всякий случай я решил проводить его. Мы подошли к горке камней, старик протиснулся в узкую щель. Его молчание я понял, как приглашение, пролез следом за ним в тесную землянку, спросил, оглядывая каменные стены:
— Ты — травник?
Старик долго не отвечал, таращась на меня сквозь морщинистые веки.
— Ты не мог войти сюда… А если зашел — то не сможешь выйти!
Посмеиваясь старческим причудам, я встал, выбрался через щель и снова протиснулся в землянку. Похоже, у старика были проблемы с головой, то есть с мозгами.
Но мне было интересно. Он сел поудобней, помявшись на месте, оперся бороденкой на посох и заговорил:
— Тогда слушай! Я — Абиш, сын Сагади из племени дулат…
* * *
Лева резко помрачнел, растеряв былой начальственный пыл, уже не вспоминал про «сухой закон», сам толкался в магазине, но Розихан, в отместку за докладные, водки ему не давала, и Леве приходилось просить кого-нибудь из работяг купить бутылку. А участок жил своей жизнью, руководимый естественными внутренними законами, когда людьми правит личный интерес.
