Я разыскал телефонную книжку, позвонил Клюшкину.
Он по-прежнему работал в СМУ. Узнав его прокуренный голос, спросил:
— Или я вольтанулся, или телевизионщики чокнулись?
Клюшкин прокашлялся и зарычал в трубку:
— С луны свалился?.. Похороны. Хозяин откинулся… Про нашу контору знаешь?
Такырбас с Лисом украли полтора миллиона. Обделили главного бухгалтера, он накатал на них телегу в ОБХСС. Но взяли его и Лиса, Такырбас с сердечным приступом спрятался в больнице…
— Меня уже вызывали… А какое сегодня число?
Клюшкин сказал.
— Я тут писал следователю. Выходит, целых три дня. Хочу всю подноготную про них выложить.
В трубке захрипело, забулькало. Клюшкин хохотал.
— Сверни свое письмо в трубку и засунь куда следует!
— …?
— Главного бухгалтера и Лиса уже освободили. Такырбас, сука, вылез из больницы и снова командует. Где-то высоко имеет мохнатую руку… Все будет по-старому… Чо молчишь? Приезжай, к нам в магазин завезли «андроповку», помянем хозяина. Плюнь ты на эту мразь, ничего с ней не сделаешь.
Я положил трубку телефона, долго мял никому ненужную тетрадь, вспоминал Абиша. Он как-то спросил: что такое штольня? Я ответил коротко, самому понравилось: выработка, у которой есть вход, но нет выхода.
Эх, Абиш, Абиш…
* * *
…Он очнулся от боли и тряски. Был сумрак. Скрипели колеса и храпели кони.
Похоже, случилось то, чего больше всего боялся. Плен. Рабство. Абиш перевернулся на спину и удивился, что здоровая рука свободна. Пошарил ей вокруг себя по мягкой кошме, нащупал рукоять меча, доставшегося в бою. Шлифованные камни приятно впились в ладонь.
Темная фигура бесшумно поднялась из сумрака просторного дома-идущего. Абиш попытался защититься здоровой рукой и снова потерял сознание, а когда пришел в себя и открыл глаза, в них ударил свет. Все так же скрипели колеса и хоркали кони. Красивая дулатка в одежде старшей жены склонилась над ним.
— Чья ты? — спросил Абиш и испугался своего голоса.
— Не бойся, — тихо сказала она. — Я тоже дулатка, мой муж — сын эмира, — Твои люди ушли в Большой Кемин. Твой иноходец в моем табуне…
— Где оглан, женщина? — уверенней спросил Абиш. — Со мной был раненый.
— Он мертв. Мои люди спрятали тело, потом я укажу тебе место.
Через три дня Абиш оправился от потери крови. Его впалые скулы зарозовели от жирной пищи. Ночью, переполненный благодарностью к спасшей его женщине, он пробрался в темноте к ее постели. Она провела рукой по его жестким волосам и уступила место рядом.
Только под утро опустошенный и обессиленный Абиш вспомнил кочевые законы предков, заученные от деда, которые еще совсем недавно повторял про себя по многу раз в день: «За воровство, грабеж, насилие и прелюбодеяние казнишь смертью». И представилась ему ласковая и страстная спасительница брошенной среди жаркого ущелья с переломленной спиной.
