Все это лес будто бы держал про запас и намекал на свои тайны, и необычное ждало рядом в этих краях под опустившимся на вершины небом, под шуршащим дождиком.
На большую просеку я вышел все-таки неожиданно, обнаружил на ней усыпанную щебенкой дорогу и услышал за поворотом прерывистый звук мотора, который будто бы приближался. Где-то верстах в десяти, в той стороне, куда вела просека, могла быть, судя по карте, большая река, с которой я мог бы познакомиться, но до вечера не успел бы пешком.
Я встал под мокрую стену из сосен, ступенями уходящую в небо. Грузовик наконец показался из-за поворота, переваливаясь на выбоинах. В кабине был только водитель, и я поднял руку. Какой-то темнолицый, усатый, большего я в тот момент не разглядел, он остановился и ждал, пока я забирался в кабину.
— До реки доедем?
Он кивнул, мы тронулись, стало качать и подбрасывать, по стеклу поплыли размытые силуэты. Я достал платок и попытался протереть стекло.
— Ну как наши дебри? Грибки?
— Красивые места. Глухие! Никого не встретишь. Тишина. Лоси.
— Да, чуть не крокодилы. Мокресть. А мы все по этой дорожке щебенку уж пять лет возим. Таскаем по четыре рейса в день. Каждое дерево — свое. А ты не наш.
На это нечего было возразить. Теперь я разглядел его: темнолицый, усатый, с горбатым носом и выпяченной брезгливо нижней губой. Одна рука небрежно лежит на баранке, другая — в кармане. В морщинах левой ладони — въевшаяся мазутная грязь.
Деревья, обвисшие, словно белые палки с дырявыми тряпками, березы, дрожали, плавали вверх-вниз на стеклах. Иногда я замечал уходившие в глубину таинственные тропинки, по которым не успеть пройти уже… уплывали от меня лесные чудеса и тайны. А когда вернешься-то! Не успеть.
— С карьера на пристань возите?
— Ну.
Встречный грузовик закачался впереди, как катер в бурю, он двоился и оставлял след на стекле, как импульс на экране кинескопа.
Мой водитель вынул руку из кармана и положил тяжелую кисть на клапан.
Один длинный гудок, второй, третий. Он ревел как пароход, пока не разминулись. В ответ встречный только коротко «мыкнул». В боковое окно, над усами и носом моего водителя я успел увидеть в кабине встречного двоих: водитель сидел как-то боком к ветровому стеклу, а за ним улыбалась женщина с раскосыми глазами и яркими губами.
— Как ты его! Встречаешь, как генерала! Салютом!
— А как же? Наш Василий Темный! Пошел в третий заход.
— Генерал?
— Да нет. Он слепой.
— Кто?!
— Водитель. Васька наш. Почти совсем слепой. Ну? Тут как-то одному сказал… попутчику. А он на меня враз уставился, мол, и я тоже… что-нибудь. А я ничего. Не слепой, не глухой, с усами. А вот Васька слепой.
