Или еще: «Но чем ближе подходили мы к острову, тем невозможнее вели себя мои несчастные спутники, тем медленнее тащились, все время переругиваясь между собой. Ничем не мог я побороть их всегдашней апатии. Безучастно относились они к будущему и предпочитали при первой возможности где-нибудь прилечь, уставившись в небо глазами, и я думаю, если бы не подгонять их, они были бы способны пролежать так целые сутки».
Отправляясь в трудный путь, Альбанов не выбирал себе спутников. С ним уходили все, кто желал, и он никому не мог отказать, -каждый имел право на выбор, на жизнь, но когда путь стал особенно тяжелым, нашлись люди, которые были не прочь выжить за счет других, и Альбанов вынужден был стать жестоким: «Но если я кого-нибудь поймаю на месте преступления, то собственноручно застрелю негодяя, решившего воровать у своих товарищей, находящихся и без этого в тяжелом положении. Как ни горько, но должен сознаться, что есть у меня в партии три или четыре человека, с которыми мне ничего не хотелось бы иметь общего».
Другой раз он взрывается, когда утопили предпоследнюю винтовку: «Это разгильдяйство, нерасторопность возмутили меня. К стыду своему, должен признаться, что не смог сдержать себя, и на этот раз кой-кому попало порядочно. Кто войдет в мое положение, тот не осудит меня. Это уже второе ружье, утопленное моими разгильдяями за время нашего пути по льду. Осталась только одна винтовка такая же... Остаться же в нашем положении без винтовки вряд ли захотел бы здравомыслящий человек».
Но был ли он на самом деле жестоким? Нет. Когда двое, почуяв землю, сбежали, забрав лучшее из одежды и продовольствия, забрав даже документы, уверенные, что оставшиеся непременно погибнут, все порывались сейчас же догнать их. Беглецы несомненно были бы убиты, но Альбанов остановил своих спутников. «Остановил не потому, что жалел ушедших, а потому, что погоня была бесполезна», — напишет он позже. Но все-таки это было не совсем так. Он не то чтобы жалел их — он не хотел расправы над ними, а сделать это прежде всего должен был он, если он человек слова. А может, и жалел. Потому что уже через день он заметил в бинокль беглецов, маячивших впереди, но не сказал об этом своим спутникам. А когда беглецов все-таки случайно настигли, он простил их.
...Но все же — на что Альбанов надеялся? Да, мужество, и не просто мужество, а граничащее с невероятным. Но всему есть предел. Ну хорошо, дойдут они до Земли Франца-Иосифа, несмотря на свою никудышную карту! Ну если даже найдут базу Джексона! Но это ведь еще далеко не спасение! Видимо, он верит еще во что-то. Ведь мало верить только в базу Джексона.
