Обильный завтрак и душистый, настоянный на травах чай несколько примирили Майю с судьбой и помогли выстроить внутреннюю защиту от в очередной раз рухнувших ожиданий. Что ж, видимо, ей не дано помолодеть. Старухе дано, Кариму дано, а ей самой… Но надо смириться и во всем видеть только хорошее: не спустись она с Каримом в Каньон, не узнала бы всей правды о старухе, не узнай она всей правды, не имела бы столь четкого, как сейчас, плана действий по возвращении в Москву. Возможно, Карим в чем-то и прав: она уже хотя бы частично ощущает в себе свойственные молодости силы. Силы для борьбы.
– Майя, а о чем вы мечтали в детстве? – неожиданно спросил Карим.
– Не вставать по утрам в школу.
– Нет, серьезно?
– А если серьезно, то не хочу об этом вспоминать.
– Почему?
– Потому что мечтать уже поздно.
– Может быть, самое время сделать то, о чем мечтали?
Майя почувствовала в его интонации какой-то скрытый смысл.
– С чего это вас вдруг интересуют мои мечты? – напрямик спросила она.
У Карима было просительное выражение лица, и она смягчилась.
– Я дал слово вас омолодить и должен его сдержать.
– Даже если это невозможно?
– Кто сказал, что невозможно? С одного раза у нас не получилось, это верно – но, значит, надо пробовать еще и еще.
– Предлагаю не мучиться больше в Каньоне, а ехать сразу к пластическому хирургу!
Карим предпочел не обращать внимания на ее насмешку.
– Я тут думал о том, что может вернуть человеку молодость, – начал он, – и нашел три таких вещи. Первая – это любовь.
– А вторая? – с устыдившей ее саму поспешностью перебила Майя.
– Вторая – это борьба.
«Нас водила молодость в сабельный поход», – всплыли в памяти строки из пионерского детства.
– На борьбу-то я и делал ставку, когда вел вас по Каньону, но, как видите, этого оказалось мало.
– Что же третье? – невольно подалась вперед Майя.
– Третье – это мечта, – сказал Карим.
– Мечта… – непроизвольно повторила женщина.
– Да, она самая. Когда человек встречается со своей мечтой, он непременно молодеет. Вот это-то мы и должны сейчас попробовать.
– Скажите, – насмешливо сузила глаза Майя, – вы всегда такой философ?
– Образ жизни располагает, – невозмутимо ответил Карим.
Оба смотрели друг на друга пристальнее, чем следовало бы.
– И что вам далась моя молодость?
– Я же сказал, что должен выполнить обещание.
– Может быть, лучше оставить меня в покое?
– Не оставлю.
Майя откинулась на подушки, сдавая свои позиции. У Карима было спокойное лицо, но женщина ясно ощущала внутреннюю непреклонность этого человека. Впервые она начала по-настоящему верить в то, что, взявшись за ее омоложение, Карим добьется своего.
