у нас не прощают.
Переводчик поднял на врача прозрачные, почти бесцветные и бесстрашные глаза — такие глаза бывают у псиоников, почти полностью растративших свой жизненный ресурс:
— Это угроза?
— Нет, только соболезнование.
— Я видел слишком многое, и, проникая в чужие души, проживал вместе с клиентами чужие жизни. Знаете, Шарбин, смерти я не боюсь.
— Это намек?
— Это предложение — я сам уйду из лагеря, посмотрим, что получится.
— Лучше не надо.
— Надо. Суеверия следует давить в зародыше. Я сделаю это прямо сейчас. Нужно оставить этот анекдотический казус в прошлом, иначе работать станет невозможно.
Лингвист выпрямился и зашагал прочь, его узкая спина быстро удалялась.
— Может, не стоит так торопиться? — недовольно буркнул кто-то. — Вам что — непременно нужно похвастаться храбростью? Бросьте, мы и так верим.
Йен уходил молча и довольно быстро.
— Йен, сядьте на место! — закричал Черныш.
— Да пусть идет, куда хочет — нам больше воды останется.
— В пророчестве написано «и товарищей погубит». Как вы думаете — кто его товарищи?
— Полагаю, это мы.
— Тогда такое поведение некорректно. Ушел даже без голосования.
— Пригласите его назад более настойчиво.
— Да хватайте его уж! Наш псионик свихнулся.
— Ловите его! Я не хочу умирать!
В этом девичьем крике уже прорезывались характерные интонации истерики. Йен вдруг остановился, с явным презрением рассматривая наиболее мнительных. Шарбин, с которого вдруг сполз налет цинизма, попытался встать между переводчиком и обступившей его толпой.
— Вы же, вроде, немного ученые, не позорьтесь.
Шарбина не слушали. Наиболее нервные (а их нашлось двое-трое) схватили Йена за плечи и, кажется, собирались бить. Оттертый в сторону Северин с трудом пробивался к доктору.
— Мне плохо, у меня маленький ребенок в столице… Сделайте… Сделайте что-нибудь, — плаксиво тянул женский голос.
Варул успел сбегать в свой фургончик и вернулся с ружьем.
— Назад, господа! Это что за позорище? Оставьте сотрудника в покое или я открою огонь на поражение.
— Понимаю, воды почти не осталось, — продолжил он. — Еда на исходе, все нервничают, а тут еще глупый текст, но мы не должны становиться скотами.
Йена тут же выпустили, и люди моментально попрятались по палаткам. Варул в критический момент выглядел почти величественно, но Северин решил не обманывать себя. «Может, завтра все остынут и посмеются. А, может, и нет. Рано или поздно кому-то придется ехать в Ахаратаун и бросить вызов суеверию. Вся история с надписями — один сплошной срам. Да черт с ними со всеми — пускай передернутся, если хотят, но Нина, Нина… Я должен ее уберечь».
