Краузе отложил бинокль, и подтянул к себе винтовку. Снова нашарил неизвестный отряд, — теперь уже через оптический прицел. Краузе внимательно вылавливал всадников идущих по лесу. Красные ленточки на папахах. Красные, — немного же их осталось… Краузе довольно усмехнулся. Такое количество он уложит даже в одиночку. А уж с поддержкой из крепости…
Тут Краузе коротко задумался. Однако, — когда же лучше открыть огонь? До крепости было метров шестьсот. Всадники шли мимо его укрытия значительно ближе. Сейчас до них было… метров триста. На такой дистанции вероятность попадания была высока. Но были нюансы. Во-первых мишени двигались. А поскольку, двигаясь они по следам конвоя, и сейчас как раз начали забираться на холм, — то лошади двигались вверх рваным шагом, что затрудняло точное упреждение. Вкупе со стволами деревьев это осложняло стрельбу. Потом, — даже если он попадет. Что сделают остальные? Логично, — что они развернутся к нему, и начнут бой. Около дюжины человек, на трехста метрах. На такой дистанции даже не нужно быть снайпером. Если среди них найдется хотя бы несколько хороших стрелков, — они его пристрелят. Или прижмут огнем, пока их товарищи вскарабкаются на скалу, — и опять же его пристрелят. Как говорили римляне, — «нек Херкюлес контра плюрес». Или как у нас, — «один в поле не воин». И пока товарищи в крепости сообразят, что за пальба в лесу, и придут на помощь, — тут ведь можно и не дожить. А хотелось.
Но есть другой вариант. Дать красным двигаться дальше на холм, и обнаружить крепость. Тогда, они вступят в бой с конвойным охранением, залягут в лесу. Расстояние до них будет уже больше, — но все равно, — рабочее. Для него, — вполне рабочее. И вот там, когда они будут лежать спиной к нему, и в горячке боя не слышать его выстрелов сзади. Вот там он их пощелкает, — как куропаток. Красные будут зажаты. И у них не будет ни единого шанса.
Однако… не проворонили бы приближение красных часовые на стенах. Не должны. И все же… Краузе решил вопрос так: — наметил себе точку, на которой он сам откроет огонь, если часовые проворонят угрозу. Но лучше конечно, чтоб не проворонили.
Тогда это будет идеальная охота.
Медлявский критически осмотрел свой блокнот. Когда-то, в другой жизни, он был каллиграфом. Друзья шутили, что ему надо было бросить службу в армии, с её скудным жалованием, и устроится к какую-нибудь солидную фирму секретарем… Да, он был каллиграфом. В той другой жизни, где были теплая комната, письменный стол, хорошее перо. Медлявский оглядел свои каракули. Здесь, у костра во дворе крепости, на английской офицерской планшетке вместо стола, нечуткой от мороза рукой, он все же выводил свои записи. Дневник прошедших событий, некоторые мысли, и наблюдения. Юношеская привычка. Когда-то, отец подарил ему первый блокнот. Сказал, что, перенеся на бумагу прошедшие за день события, ты можешь взглянуть на себя со стороны, объять случившиеся события более непредвзято, как сторонний наблюдатель, и через это яснее понять свою суть. Отец был прав. В этом, и многом другом.
