— Так ведь, то дикари.
— Дикарь — понятие условное. Крепости-то они строить точно умели. Сибирь был край дальний, но от мира не оторванный. Были у них связи с разными землями.
Ход тем временем окончился, и вывел в большую скальную пещеру.
— Пусто, — Разочарованно водя лучом фонаря, констатировал Краузе.
— А вы чего хотели?
— Не знаю. Чего-нибудь.
— А мне эта пещера, так очень даже нравится, — задумчиво осмотрелся Медлявский.
— Чем же?
— Не забывайте, что мы не ищем сокровища. Мы их спасаем.
— То есть вы думаете?.. — Переспросил Карузе.
— Да. Пойдемте-ка наверх.
Гиммер открыл воспаленные глаза, и попытался оглядится, тяжело и вяло ворочая бессильной головой. Над собой он видел только низкий потолок, со старыми деревянными скрепами, на которых играли отблески освещавшего помещение живого огня.
— Где?.. Я… — Просипел Гиммер, пытаясь двинуться под давившей будто плита, неподъёмной шубой.
В поле зрения появилось расплывчатое лицо солдата в папахе. С трудом сфокусировав взгляд, Гиммер разглядел на папахе кокарду русской армии. Затем, вглядевшись, вспомнил и лицо. Это был один из солдат-поводырей, из команды унтер-офицера Овчинникова.
— Очнулись, ваше благородие? — Спросил солдат. В поле зрения появилась оловянная кружка. — Воды хотите? Теплая.
Гиммер кивнул, и разлепил потрескавшиеся от мороза губы. Солдат одной рукой поднял Гиммеру голову, другой аккуратно прислонил кружку к его губам. Вода смочила губы, горло, потекла по щеке. Это было хорошо. Миг хорошего в нескончаемом мутном мареве лихорадки. Солдат осторожно напоил его, вытер какой-то тряпицей что пролилось с лица. Действовал солдат с привычной ловкостью няньки. Видно, доброе сердце, и долгий уход за животными породили в нем деликатность, которой позавидовала бы иная медицинская сестра. Гиммеру каким-то оттенком мысли стало стыдно, — не должен офицер быть в таком виде перед солдатом. Но ему было так плохо, что и эта мысль отошла. Другие думы, поважнее, всколыхнули сердце.
— Спасибо, солдат… — Ворочая непослушными, будто чужими губами, просипел Гиммер. — Как… фамилия?
— Докукин я, ваше благородие. Рядовой 5-го обозного парка.
— Докукин… — Гиммер опять попробовал приподняться. — А… где мы?
— Лежите, лежите, — ваше благородие, — мягко толкнул его в грудь солдат. — Мне их благородие, штабс-капитан Медлявский велели тут же сообщить, коли вы очнетесь. Чичас, током его позову, вы и побалакаете.
Солдат поднялся, подхватил от стены звякнувшую ремнем винтовку, и куда-то побежал. Только и затих топот его сапог. Гиммер заворочался. Руки под накинутой шубой двигались будто он был в какой-то морской впадине, на многокилометровой глубине, и на каждое движение приходилось преодолевать давление толщ воды. Дотянулся до кобуры, провел рукой по клапану. Оружность на мгновение уняла тревогу.
