Ему было десять лет, и он остался единственным выжившим из своего рода.
Похороны были необыкновенными. Словно вся Эстремадура в полном составе пришла в Йепес и к ней добавились когда-то гостившие здесь путешественники из тех, кто успел вовремя добраться до деревни. Толпа получилась странная, да и все было странным в тот день: и месса, и процессия, и обряд погребения, и проповедь кюре, сутану которого вздымал бешеный ветер. Он задул, когда гробы вынесли из замка, и утих ровно на последнем слове заупокойной службы. Затем наступила тишина и длилась, пока колокола не зазвонили «Ангелус»[8] и собравшиеся не почувствовали, что вернулись из неведомого края – он втайне и заполнял их сердца на протяжении всего дня, и это внутреннее путешествие по незнакомым дорогам не смогли нарушить ни бормотание священника на латыни, ни смехотворное шествие беззубых стариков. А теперь все просыпались от долгой задумчивости и смотрели, как Алехандро поднимается по крутому склону к форту. Один-единственный человек сопровождал его, и люди возносили хвалу деревенскому совету за решение передать ребенка в эти мудрые руки. Все были уверены, что он позаботится о замке и будет добр к сироте, заранее радовались тому, каким возвышенным вещам он его обучит, а главное, испытывали облегчение при мысли, что этот груз лег не на их плечи.
Луису Альваресу могло быть около пятидесяти; по беспечности или злой воле богов он был и маленьким, и довольно сутулым, и очень худым. Но когда, принимаясь за тяжелую работу, он скидывал рубашку, видно было, как под кожей перекатываются сухие и на удивление крепкие мышцы. Точно так же на его заурядном и невыразительном лице блистали глаза цвета глубокой небесной лазури, и контраст между ничем не примечательной физиономией и всеведущим взглядом говорил все, что следовало знать об этом человеке. По своему положению он был местным интендантом: следил за поддержанием порядка во владениях, взимал арендную плату с фермеров, продавал лес и вел расходные книги. Зато по склонности души он был стражем путеводных звезд замка. Когда вечером они ужинали в кухне пустынного форта, Луис вел долгие разговоры со своим воспитанником, ибо этот человек, посвятивший себя служению сильным мира сего и пошлой торговле, на самом деле был великим мыслителем и блистательным поэтом. Он прочитал все, а потом еще и перечитал, он творил лирическую поэзию, какая может родиться лишь в пламенных душах, – поэзию заклинаний солнца и шелеста звезд, любви и креста, ночных молений и безмолвных поисков. Именно через поэзию, в те часы, когда творил ее, он прозревал краем сознания тот же свет, что Алехандро получал от своих мертвецов, и он был единственным из всех, кто мог бы ответить на вопросы, которые мальчик задавал о паломничестве виноделов. Однако он молчал.
